Ниже и чуть помельче было написано:
Еще ниже, там, где плащи все-таки что-то прикрывали, шла третья строка:
Рабочие, выгоняя из-под бумаги воздух, разглаживали последний фрагмент плаката, и Виктор, подождав секунду, дочитал до конца:
– Сейчас, сейчас! – крикнул водитель. – Сейчас освободим, нам не много осталось!
– Да не суетись ты, – расслабленно произнес Мухин. – Двигатель торговли, я понимаю… Только вы ведь совсем недавно другую сюда лепили? Неделя еще не прошла.
– Нам-то что? Люди подневольные. Начальство решает, а мы клеим. Место здесь хорошее, его с проспекта видно. На этот щит, верите, очередь занимают!
– А эти, значит, без очереди влезли…
– Выходит, так, – равнодушно отозвался водитель. – Клеим… Была б работа!
Вскоре грузовик отъехал, и Виктор, поставив машину у самого подъезда, поднялся к себе в квартиру.
Прежде всего он удивился отсутствию пыли. Потом посчитал по пальцам и выяснил, что не был дома всего-то пять дней. А казалось – вечность… Дерево, по представлениям Мухина, должно было окаменеть, а ткань осыпаться серым прахом.
За последние пять суток Виктор прожил шесть жизней. Из этих шести параллельных жизней три уже закончились, а еще три продолжались – и с ним, и без него. Остановившись, как в гостях, между водяным матрасом и душем, он отчего-то их вспомнил, сразу всех: застреленного Суку, сгоревшего в ядерном взрыве дилера Вика, замещенного фантаста, хромого Дядю Шуста, несчастного ботаника, а также юного Витю Мухина, которому удалось-таки стать мужчиной. С каждым из них он провел всего несколько часов, но испытать успел столько, что теперь, увидев прожженную занавеску с Дастином Хоффманом, даже не усмехнулся.
Капли на шторке высохли и превратились в белесые точки. Больше здесь ничего не изменилось. Мухин пришел туда же, откуда уходил в четверг, но за эти пять дней квартира стала совсем чужой. И он не был уверен, что когда-нибудь вернется сюда еще раз.
Опустив грохочущие рольставни, Виктор закрыл замок и через минуту уже забыл, куда сунул ключ. Он ехал домой – в общежитие для умерших, в квартиру-лабиринт для тех, кто давно перепутал мир «этот» и миллион миров «иных».
Ремонт здания на проспекте генерала Власова спорился: по строительным лесам шастали люди в оранжевых касках, в окнах, разбрасывая горящие брызги, сверкала сварка, собранный прямо на крыше кран без перерыва тягал поддоны с кирпичом.
Поверх зеленой сетки на уровне третьего этажа появились новые плакаты. Рядом с первым, самым старым, –
Здесь также говорилось о неких услугах – не просто сертифицированных, а еще и одобренных самим Минздравом. Безусловно, речь шла о чем-то весьма полезном, правда, Мухин так и не понял, о чем.
На следующем светофоре ему пришлось затормозить, и он заметил новую перетяжку:
Виктору еще не раз попадалась эта реклама, но он на нее больше не смотрел. Лишь однажды, снова остановившись у светофора, он отвлекся на третью модель из компании Смертей. Брюнетка-вамп показалась Мухину особенно хорошенькой. Возможно, потому, что она слегка смахивала на Люду.
Когда он приехал, большая часть команды, как всегда, лежала в трансе. Удивительно: капсула действовала всего четыре часа, и две штуки подряд кроме Сапера никто не принимал, но всякий раз, находясь в сознании, Виктор почти никого не видел.
Зайдя на кухню, он застал Константина, складывающего длинный комбинированный бутерброд.
– Давно в чувстве? – поинтересовался Мухин.
– Завтракаю, – деловито ответил тот, бросая взгляд на часы.
Виктор тоже по инерции покосился – на часах было пять вечера. Ни тот, ни другой не удивились
– Сегодня просто поспал, – сказал Костя, откусывая со стороны горбушки. – Решил выходной себе сделать, а то мозги уже плавятся. Садись, чего стоишь? Чайник горячий.
Мухин скромно склонил голову набок и выставил на стол литровую бутылку водки.
– О-о! – Костя весь зарумянился. – Шкандаль будет большой…
– Нет, – ответил Виктор.
– Почему это?
– А мы ее выпьем. Тару – в окно.
– Здесь окна глухие.
– Тогда охране подсунем.
– Так угощать же придется…
– Так угостим!
– А чего сидим-то?! – Константин вскочил и достал из шкафчика две широкие чайные чашки. – Макаров, пес, все стаканы своими соками измазал. А водка-то теплая… – огорчился он. – В морозилочку?
– Люди могут скоро проснуться.
– Люди-то?.. Вообще, да, скоро вставать начнут. Ладно, она ведь все равно внутри нагреется!
– Трезвый подход, – оценил Мухин. – Лей.
Техника употребления теплой водки полностью совпадала с техникой поедания супа в студенческой столовой: быстро проглотить, не фиксируя ощущений.
– Во, блин, чего вспомнил!.. – озадаченно сказал Виктор, зажевывая кружочком копченой колбасы.
– Чего? – вяло осведомился Костя.
– Как в институте учился.
– Ну и что?
– Да не я учился-то. Ботаник.
– А-а… тоже бывает. Я предпочитаю баб вспоминать. У-ух, сколько у меня их было, если по всем жизням-то собрать!
Мухин отщипнул от батона и вновь наполнил чашки. В голове родилось продолжение: «Кстати, о бабах…», но он его отверг. Тост вроде «Ну, тогда за баб!» тоже не годился. После второй обжигающей горло «сотки» Виктор пришел к выводу, что темнить не обязательно.
– Где Людмила? – спросил он без предисловий.
– Тебе какое дело… – не агрессивно, но твердо сказал Константин. Кажется, он давно ждал этого вопроса.
– Беспокоюсь я за нее.
– А ты, Витя, не беспокойся. Я наливаю?
– Ну так а чего она тут стоит?
Костя плеснул по неполной, и они, снова не чокнувшись, выпили.
– Ты мне дипломатию не разводи, – молвил Мухин, отдышавшись. – Я хочу знать, где Людмила.
