злорадство. Несколько месяцев Карпов привыкал к подозрительным взглядам и доказывал, что с прежнего места его выгнали по чистому недоразумению. В это, конечно, никто не верил.
Своей дружбы он никому не навязывал, слишком уж горький урок преподал ему Ачинск. Карпову вполне хватало двух собеседников — соседа по комнате Аркаши и бесшабашного весельчака Валеры на работе. Пара анекдотов во время перекура да вечерняя бутылка вина с соседом — таков был ежедневный лимит общения, который он себе отмерил.
Карпов стоял у дома культуры и растерянно глядел по сторонам. Низко над головой висели пузатые темно-серые тучи, и это означало, что солнышка, даже зимнего, дохленького, сегодня не предвидится. А удастся ли ему вообще дожить до светлого дня? Или весну с ее ручьями, ожившими птицами, робкой зеленью встретит уже не он, а некто в его обличье — положительный, оболваненный, запрограммированный?
Надо было идти, и Карпов пошел — с каждым шагом набирая скорость, все быстрее и быстрее, потому что вспомнил, куда ему нужно. Олег побежал бы, но мешали тяжелые унты да толстый тулуп из нестриженой овчины, а еще неспортивная мысль о том, что до общаги слишком далеко, не хватит дыхалки. Лишь на мгновение он остановился у засыпанной выбоины, посмотрел, ковырнул тупым носком — ладно сработано, наши люди так не делают! — и поспешил дальше, стараясь не поскользнуться на раскатанном тротуаре.
В общагу. Только проверить. Только убедиться, что Аркадий еще здоров. Одному больше невмоготу. Только убедиться — и все. Ведь не могли же они подсунуть Карпову инфицированного и полтора года ждать. Если бы Аркашу и заразили, то уже после его приезда. А за этим Олег следил, ох как следил! Целую систему разработал: то варежки подарит с заводским клеймом, заведомо краденые, то спиртом угостит, опять же ворованным, то десяточку под кровать подбросит, особенно перед самой зарплатой, когда в кармане — одни ключи. Сосед вел себя естественно. Подарки принимал, спиртом угощался, найденным деньгам радовался. Выходит, не идеальным был. Здоровым.
«Последний раз доказать самому себе, и можно будет открыться, — подумал Олег. — И сразу станет легче, это известно. Ведь в компании и помирать веселей».
Половина окон в общежитии уже погасла: люди ушли на работу. Аркадий же частенько опаздывал, похоже, его начальство на такие мелочи смотрело сквозь пальцы. Вот и сейчас на четвертом этаже сквозь занавеску, сварганенную из казенной простыни, был виден его силуэт.
Аркадий брился. Не сидел, уставившись в стену, а ходил, водил машинкой по впалым щекам, что-то попутно откусывал… вот исчез… вот — снова появился, кажется, завязывает галстук.
Успел! Аркашка не с ними!
Олег так обрадовался, что начисто забыл про свой план, тем более что теперь он был ни к чему. По лестнице Карпов летел, как на свидание, перепрыгивая через две ступеньки.
— …так ему и передай: к четвергу третью линию не запустить, — донеслось до Олега, и он слегка разочаровался, поскольку был уверен, что Аркадий один. — В лучшем случае, к понедельнику. Это если рембригада будет вкалывать все выходные.
Из комнаты, раздосадованно грохнув дверью, выскочил незнакомый мужчина. Аркаша сидел на кровати и изучал какие-то чертежи.
— Забыл, что ли, чего? — проронил он.
— Фу, запыхался. Кто это был? — требовательно спросил Олег.
— Да так, с работы. Зачем вернулся-то?
— Аркаш, у тебя есть полчаса? Хотя что я говорю? Ты выслушай меня, вот и все! Такое узнаешь… Возьми сигарету и держись покрепче. И никому ни слова!
Карпов раскрыл свою тайну торопливо, но толково. На деталях не останавливался — только суть. Даже сам удивился, насколько получилось красиво и убедительно.
Сосед слушал, с сомнением покачивая головой, но не перебивал. Под конец он и вовсе стал хлопать ладонью по коленке, будто сам о чем-то подобном догадывался, но не мог эти догадки свести в одну теорию или смог, но испугался поверить.
— А ведь точно! — воскликнул он. — Я все не врубался, что вдруг с моей Маринкой случилось, а она… жалко ее… А потом еще Николай Степанович, а потом — Севастьянов, Горохов, Хошимов…
— И ты замечал?! — обрадовался Олег.
— А то! Почему, думаешь, я из Бухары уехал?
— Ну, национальные проблемы…
— Я в Бухаре родился, меня там каждая собака знает. И по-узбекски я как по-русски. Все равно уехал. В Питер.
— И что? — страстно спросил Карпов.
— А ничего. Только освоился, чувствую: меняется все. Прямо на глазах. Не узнаю людей, перестаю их понимать.
— Что же теперь делать?
— Есть у меня в цехе двое — они, кажется, тоже подозревают. Так вот, для начала надо объединиться. Четверо — это уже сила. И ты у себя в отделе приглядись, покумекай. Ведь не может такого быть, чтобы кроме нас никто и ничего…
— Правильно, — согласился Карпов. — Чем больше нас будет, тем лучше. Главное — не посвящать случайных людей. Представляешь, что может подумать тот, кто сам этого не испытал? Нас же всех в дурке пропишут, пожизненно!
— Факт, — кивнул Аркадий. — Тогда уж мы точно сопротивляться не сможем. Действовать осторожно, но без волокиты.
Олег застегнул тулуп и, на секунду задержавшись в дверях, спросил:
— Аркаш, ты в армии служил?
— Обязательно.
— Командовал отделением?
— Что, заметно?
— Только не считай меня бабой… С тобой спокойнее. И чего я раньше молчал-то?..
Карпов пулей вылетел из общежития. Настроение было уже другим: тревога и чувство безысходности испарились, на их место пришла решимость. Четыре человека! Раздобыть бы оружие. Теперь он не сомневался, что сможет его применить. Жалеть стоит только здоровых.
Олег глянул на часы и присвистнул: он опаздывал больше чем на час. Хотя какая теперь, к черту, работа?! Ладони зудели от жажды разорвать чье-нибудь горло. Добраться бы до их главаря… Ох, и отольется же ему! Карпов представил, как ловит организаторов диверсии, привязывает к стулу и начинает пытать. Нет, быстро умереть Олег им не позволит. Он будет медленно и страшно греметь хирургическим инструментом, а потом долго примериваться, с чего бы начать. Ведь страх мучительнее боли.
Карпов опомнился и умылся колким снегом. Нашел о чем мечтать! Он поймал себя на том, что до сих пор кружит около общаги.
«Да что же это со мной?» — обозлился Олег, и тут его взгляд упал на пожарную лестницу. Он так и не проверил Аркашу, а ведь в комнате с ним находился посторонний. Что, если, оставшись в одиночестве…
Карпов погнал эту мысль прочь, поскольку она топила последнюю соломинку. Олег категорически запретил себе думать о плохом, но укоренившаяся привычка подозревать каждого взяла верх.
Он встряхнул пожарную лестницу, та не поддалась — видно, примерзла насмерть. Стальные прутья обледенели, и унты, несмотря на рифленую подошву, скользили. Это почти не мешало, пока Карпов не поднялся до третьего этажа. С такой высоты падать было неинтересно.
Вверх! Осталось всего четыре ступеньки. Три. Еще шажок. Перенести левую ногу. Поднять правую. Занавеска отодвинута, и если немного подтянуться…
Аркаша сидел на стуле. Человеку постороннему могло показаться, что он просто задумался, но Олегу хватило и одного взгляда. Он понял все. Он уже видел эту позу и это выражение лица.
Чтобы заставить соседа очнуться, Олег решил разбить окно. Он размахнулся, но унты вдруг соскользнули, и Карпов повис на одной руке. Он начал отчаянно перебирать ногами и уже нащупал какую-то трубу, уже вытянул вторую руку и почти схватился, когда пальцы, не выдержав веса, разжались. Хотелось