ему дату его гибели. Точнее, он сам глупо выбрал её — и теперь ему не отвертеться. Если его не убью я, то случится то, что приведёт Юико к гибели: обрушиться потолок в его палате, больницу неожиданно захватят террористы, его подстережёт педофил-убийца. Смерть уже написана на его челе кровавыми буквами.
В этот день я загипнотизировал медсестру Юико Сато, внушив ей, что я ушёл после полудня, когда на самом деле я остался на ночь.
Мальчишка спокойно разделся до трусов и следил за движениями моих рук, слушал слова заклятья — и красная линия рун появилась на его теле. Я начал забирать у него силы и энергию, его магию.
Мальчишка закричал, и страдание наполнило чёрные глаза, которые вскоре остекленели, а красные руны поблекли и исчезли.
Я вновь переодел его в пижаму, закрыл ему глаза и телепортировался из палаты.
В эту ночь Юико ушёл не только из моей, но и вообще из жизни.
Я не хожу на его могилу, но мне очень неприятно вспоминать об этом случае.
Больнее не из-за совершённого преступления, а из-за моей слабости, которая едва не заставила меня бросить благородную месть, отступить, оступиться.
Ещё год жизнь проходила в каком-то неспешном темпе, была наполнена, как ни странно, тихими любовными радостями — это когда мне удавалось оторвать самого себя от работы и провести вечер в ресторане и поужинать с Агояши и Сае, а затем провести ночь в постели с Тензо. Как ни странно, Сае очень быстро разобралась в наших отношениях, и, как и предсказала моя мудрая подруга, восприняла их довольно спокойно.
«Вы любите друг друга?» — только и спросила она, когда вопрос встал ребром, то есть, она застукала нас в объятиях друг друга. Хорошо хоть мы ещё были одеты.
Её чёрные глаза смотрели то на меня, то на застывшую Агояши — и мы не могли ей лгать.
Мы оба ответили утвердительно, переглянувшись и кивнув.
Но я не мог оставить планы мести, тем более, я ЗНАЛ характер моего братика, и не думал, что смерть изменила его в лучшую сторону.
Если не отомщу я, это сделает он. Доведёт дело до конца. Убьёт… во имя своей извращённой любви или ненависти — какая тогда будет разница? Я не собираюсь умирать. Мне и тут хорошо.
Бизнес крутился, в моих сетях запутывалось всё больше «бабочек», и поэтому я работал почти круглосуточно, чтобы собрать как можно большую коллекцию своих будущих жертв, связанных со мной невидимыми узами.
Когда придёт время, я заберу их энергию для последней битвы с Йоширо.
Почти вечный двигатель для отдельно взятого меня был неплохим тайным оружием.
Библиотека деда подсказала мне интересую идею — я обнаружил информацию, что будто бы шинигами не только забирали души мёртвых, но и вмешивались в дела смертных, если те вляпывались в сделки с потусторонними сферами. И ещё шинигами убивали чудовищ.
Так что теперь оставалось самое простое — создать чудовище.
И попытаться снова приманить им Йоширо.
Что ж, пожалуй, это будет интересно.
Не потерплю, чтобы моя жизнь скатилась в серую банальность.
… Я выбрал одну из своих моделей, мою куколку, так было проще, чем гоняться за жертвой по улицам и питейным заведениям, ведь меня с моей жертвой мог кто-нибудь увидеть, а у меня не самая неприметная внешность в мире.
Мой выбор пал на красавицу Лизу из Америки, которая уже лет пять работала в Японии моделью, и, как я подозревал, ещё и очень дорогой проституткой. Она пришла ко мне сама. Так сказать, жертва с доставкой маньяку на дом.
Помню, как она когда-то ко мне заигрывала, а потом со смехом сказала, что ей приходится каждый месяц красить волосы, чтобы достигнуть того оттенка, который у меня от природы.
То лицо, которое я ей сделал, не помогло ей в карьере, но зато она заработала очень много денег.
И была совершенно бесполезна для общества — обычная пустышка, которую легко было убить — и забыть сразу же после этого, не ощутив угрызений совести.
Лёгкий гипноз — и я просто забрал всю её жизненную энергию. Мне даже не пришлось воспользоваться ножом или другим примитивным оружием.
Затем, поздно ночью, я телепортировался с её мёртвым телом на старинное кладбище, которое мало кто посещал. Слишком много крестов, запах разложения, гнили, тлена и пепла. Где-то звонко лаяли одичавшие собаки.
Луна была серебристо-холодной и отчуждённой. Специальный обряд захоронения, заклинания чёрной магии — и я закопал её тело в целлофановом пакете. Словно кукла-Барби в упаковке. Или Лора Палмер из Твин Пикса.
Я знал, что завтра ночью она выберется сама, станет нежитью, вампиршей.
Что ж, пусть погуляет немножко по городу — энергия тех, кого она убьёт, всё равно достанется мне.
За всеми этими приготовлениями — только приведут ли они меня туда, куда я желаю? — я почти совсем забыл о годовщине смерти родителей.
Это неприятно, хотя и сама дата отвратительна. Но я помню свой ежегодный ритуал, и не собираюсь менять его, даже не смотря на свои планы.
Одеваюсь в белое, подумав о том, что к сегодняшнему дню мне подошло бы чёрное, но его я никогда не ношу, не хочу демонстрировать кому-либо правду своей души. Все одеваются, чтобы выразить себя, а я — чтобы выразить кого-то другого, создать нужный образ.
Доктор в модных очках и в белом — атмосфера доверия, плюс налет гламура. Сразу видно, что я не мелкая сошка, а состоятельный человек.
Образ, по которому чужие взгляды скользят как по гладкому стеклу, им не за что зацепиться, я ничего не показываю, не даю никаких подсказок. Даже прикрывающая второй глаз чёлка — это ещё одна ложная подсказка. Да, я люблю чёрный и красный цвета — смерти и страсти, но ношу исключительно белый цвет, цвет равнодушия.
Лицо я не скрываю, я могу контролировать его выражение.
Мои ноги сами приводят меня к католическому собору, который находится в том же районе, где я живу. Здесь я иногда бывал с родителями — Йоширо никогда не переступал порог церкви, но его и не заставляли.
Здесь мать казалась почти нормальной, только её вечная, ничего не значащая болезненная полуулыбка выдавала безумие.
И всё же, даже в соборе многие мужчины засматривались ей вслед. Как и многие, они обманывались красивой оболочкой, не зная, что за ней спрятаны демоны.
А я ведь очень на неё похож. Во всём. И в безумии тоже.
Наверное, это удача, но сегодня кроме меня в храме больше никого нет, даже священник куда-то вышел. Бросаю несколько крупных купюр в ящик для пожертвований, беру свечу и ставлю за упокой.
Становлюсь на колени — мне всё равно, что пол не совсем чистый. Мне надо покаяться.
Прежде всего за мысли, которые посещают меня всё чаще и чаще. Их словно нашептывает мне Йоширо прямо в душу.
«А ты ведь рад, что я убил твою мать и нашего общего отца? Ты ведь ненавидел и боялся свою мамочку, и презирал отца за его измену ей, за то, что он завёл любовницу и появился я. И больше всего за то, что, несмотря на её прогрессирующее безумие, он взял меня в ваш дом, наплевав на приличия. И ты ненавидишь его за то, что он оставил меня в вашем доме, даже когда я лишил тебя глаза. И за то, что ему
