другую эскадрилью.
— Очень жалко, что мне приходится слышать все это, — ответил я. — Если вы хотите, чтобы у вас в столовой сидели одни лодыри, я могу помочь вам в этом и тоже присутствовать там, но мне все-таки хотелось бы быть вместе с Беном и другими ребятами, хотя против вас я ничего не имею. Я только что… — И тут я понял, что увлекся и перехватил.
Однако лицо сержанта засияло улыбкой, как будто я вдруг стал ему очень нравиться. Он похлопал меня по спине, приговаривая, что, дескать, я умно сделал, решив остаться здесь. Я попытался было возразить, но он воспринял это очень болезненно.
Мы еще немного поболтали, говоря друг другу комплименты. Я заметил сержанту, что очень приятно, когда встречаешь людей с хорошими манерами. Он сказал, что чувствует то же самое и что ему нравится мое поведение. Давая понять, что наш разговор окончен, сержант Кинг сказал:
— А теперь вам лучше пойти и заправить койку, раз уж вы решили остаться здесь.
— Хорошо, можете больше не беспокоиться о казарме. Я сразу возьмусь за дело, и мы быстро приведем все в порядок, — ответил я сержанту, похлопав его по спине. Я старался сделать вид, что доволен, поскольку уж все равно застрял тут, хотя в действительности мне все-это было не по душе.
ГЛАВА Х
Прошло несколько дней. Я посещал занятия, и у меня наладились хорошие отношения со всеми. Парни стали говорить несколько лучше, и я начал понимать их. Бена и других ребят я так и не встретил. Мне все- таки тягостно было находиться одному среди янки и притворяться, что я всем доволен, поэтому я решил однажды отправиться на поиски Бена и ребят. Несколько раз исходил я вдоль и поперек аэродром, расспрашивал каждого встречного, заходил в магазин, в тир, обошел все казармы, но никого из своих прежних знакомых не нашел. Поиски я начинал рано утром и продолжал их дотемна. Однажды, вернувшись в казарму, я почувствовал страшную усталость и прилег отдохнуть на свою койку.
но не прошло и минуты, как явился сержант Кинг и направился прямо ко мне:
— Я слышал, тебе не нравится у нас, Стокдейл?
Этот вопрос меня очень удивил. Я думал, что сержант не знает о моих отлучках, и я поспешил заверить его, что мне здесь очень хорошо.
— Ну и прекрасно, а то я боялся, что тебе здесь не нравится. Да, дружище, почему тебя не было сегодня на занятиях? Надеюсь, ты чувствуешь себя хорошо. Ты не болен?
— Нет, я совершенно здоров.
Сержант Кинг сказал, что он очень рад этому, потому что он назначил меня в наряд на кухню и боялся, как бы я не опоздал.
— Я долго думал, кого туда послать, и решил, что ты самый подходящий для этого человек, раз уж ты решил остаться с нами.
— Я не знаю, что там делать, но, конечно, постараюсь справиться.
— Ну, тебя там научат, я верю в тебя, Стокдейл. Держу пари, что ты неплохо справишься. Я могу даже устроить тебе наряд и на завтра, чтобы ты скорее научился.
По правде говоря, меня это не очень интересовало, но я и виду не подал, что мне это не по душе. Ну, а сержант просто сиял от счастья. А когда я ему сказал, как он мог подумать, что я не люблю его эскадрилью, и кто только наговорил ему про меня такое, он расплылся в улыбке и проговорил:
— Мы очень рады, что ты с нами, Стокдейл. Да, да, очень рады. — И с этими словами сержант Кинг, насвистывая что-то себе под нос, удалился. Он, видимо, остался очень доволен мной.
В этот же вечер я отправился в наряд на кухню. По-настоящему я, конечно, не представлял себе, что это такое. Я помогал убирать со столов, перемыл гору посуды, вымыл полы, а около полуночи меня заставили чистить картофель. Ничего на свете не любил я так, как сырой картофель. И сколько же я съел его в этот раз! Потом я стал чистить морковь, Я любил ее не меньше и не мог отказать себе в удовольствии полакомиться. К утру я был так сыт, что не торопился в столовую и съел за завтраком только немного больше одной порции. Днем я чувствовал страшную усталость, и меня непреодолимо клонило ко сну.
Возвращаясь после обода в казарму, я встретил сержанта Кинга. Он спросил, как прошло дежурство на кухне. Я без хвастовства сказал, что все прошло нормально. Он сообщил, что опять назначает меня в наряд, на этот раз в дневное время. У меня не было большого желания идти туда, но сержант похлопывал меня по спине, улыбался и был так вежлив, что мне волей-неволей пришлось согласиться.
В этот раз на кухне готовили мясной рулет и капусту, а я всегда это любил. За работой
я начал понемногу все пробовать, откусывая и отщипывая то тут, то там, пока мне не надоело. Все шло хорошо, но, когда я стал помогать одному из парней резать яблоки, произошел скандал. Подбежал повар и заорал:
— Не давайте этому проглоту жрать яблоки! Гоните его отсюда! Я не могу позволить себе роскошь держать его здесь!
С тех пор меня не подпускали на кухне к съестному, а посылали на утомительную и скучную работу- выносить кухонные отбросы. Я должен был опрокидывать тяжелые баки, вытирать их газетной бумагой и ополаскивать водой. Чтобы вычистить бак, мне приходилось засовывать в него голову. После такой работы у меня совсем пропал аппетит, и я почти ничего не ел. А однажды у меня заболел живот. Боль не утихала, и я обрадовался, когда дежурство закончилось. Я мечтал о том, как завалюсь на койку и буду спать как убитый до самого утра. Уже начало темнеть, когда я, еле волоча ноги, дотащился до казармы.
Но только я растянулся на койке прямо в ботинках, как чувствую, что кто-то меня тормошит. Открыл глаза — передо мной стоит сержант Кинг. У меня не было сил подняться, и я, как в тумане, видел улыбающегося сержанта и парней вокруг него и слышал, как они о чем-то говорили. Несколько раз я пытался подняться, но мне это так и не удалось. Я снова закрыл глаза. Теперь мне уже было все равно, что обо мне подумают, поэтому я сказал сержанту, чтобы он оставил меня в покое. Мне страшно хотелось спать.
Потом сквозь сон я расслышал, что Кинг хочет опять послать меня в наряд на кухню. Но я в самом деле был не в состояния идти куда бы то ни было и поэтому прямо заявил сержанту, что мне на все наплевать.
Сержант с усмешкой посмотрел сначала на меня, потом на парней и спросил:
— Так ты, значит, не хочешь?
— Да, у меня нет никакого желания. По-шлите на этот раз еще кого-нибудь, — ответил я.
Но сержант не уходил и. казалось, не слышал, что я ему сказал. Тут я не выдержал и довольно резко добавил:
— Оставьте меня в покое, и я вас не трону.
— Хорошо, я оставлю тебя в покое, но только не поднимайся с койки, — уже примирительным тоном сказал сержант. — Ну и прекрасно, — ответил я, повернулся на другой бок и начал было засыпать. Но сержант и не думал уходить. Он стоял у моей конки и ругался. Говорил, что я такой и сякой и ни на что не пригоден.
— Присылают сюда всяких лодырей, да еще платят им деньги, на которые можно купить столько кукурузных лепешек, сколько человеку не съесть за всю свою жизнь, а я должен возиться с ними.
И он так грубо напустился на меня и поднял такой шум, что я даже удивился: ведь до того он был очень вежлив со мной.
Я лежал и молча слушал, как ругается сержант. Но, наконец, мое терпение лопнуло, и я выпалил:
— Если уж мне не стоит и платить, и меня не хотят здесь больше держать, можете отправить меня домой, потому что как раз кукурузные лепешки я люблю больше всего. Если уж дело…
Но не успел я договорить, как сержант взмолился:
— Ради бога, не мучай меня.
— С чего вы это взяли? Я никого не мучаю. Почему вы так беспокоитесь? Боитесь, что без меня на кухне некому будет вымыть тарелки? Но меня это меньше всего интересует. А если вам хочется отправить меня домой, я ничего не имею против и уж, во всяком случае, не буду расстраиваться.
