— Да. Я обещаю, Эдуард, — сказал Казароли. Он вдруг почувствовал, что с каждой минутой этот странный человек все больше ему нравится, а Церковь, эта громоздкая надстройка, опосредующая самые, может быть, интимные в мире отношения между человеком и Богом, кажется бессмысленной, претенциозной, лишней. Конечно, это не так, сразу поправил он себя, конечно, большинству людей Церковь необходима, но вот эти исключения — как они выбивают из колеи!
Если бы не этот последний эпизод, кардинал бы не знал, какую позицию избрать на конклаве. Но именно его, Казароли, призыв смириться перед лицом хоть и зла, но заблудшего и детского зла — именно так выразился кардинал, — этот призыв сыграл решающую роль. Однако самым ошеломляющим фактом для Казароли оказалось то, что кардиналы как-то спокойно отнеслись к тому, что женщина — немыслимое дело! — станет священником Католической Церкви, да еще займет высший пост. Эта неожиданно спокойная реакция заставила Казароли призадуматься, и впоследствии он не раз вспоминал об этом. Обсуждая вопрос, кардиналы вспомнили и Пия X, призывавшего к культу Девы Марии и объявившего ее Царицей Небес. В конце концов, ничего противозаконного и антибожественного не было в том, что главой Римско- Католической Церкви станет женщина. Кардиналы приняли заявление, где объясняли свое решение гуманными побуждениями и стремлением спасти человека от смертельной угрозы.
Что же касается кандидатур, то по иронии судьбы их оказалось предостаточно. Практически у каждого из кардиналов была своя кандидатура, и все эти женщины были красивы, смиренны, возвышенны, чисты. Странной была лишь процедура предварительного избрания: всех их, по требованию Булавина, засняли на видеопленку, передали ее Царю Мира, и он, в свою очередь проявляя готовность к примирению, сообщил кардиналам, что все кандидатуры приемлемы для него и выбор остается за ними. Кардиналы понимали, что это временный вариант, но никто из них не знал, сколько продлится «матриархат» в Ватикане. Казароли уверял всех, что речь идет о нескольких месяцах, не более, и при этом в голосе его звучала печаль — то ли о заблудшей душе Эдуарда Власова, то ли была эта печаль более глубокой, непомерно глубокой, и касалась всей жизни кардинала, его служения, его замыслов, свершений, неудач.
Кардиналы по традиции прошли в Сикстинскую капеллу. Перед алтарем стоял стул, покрытый зеленым покрывалом, на нем — золотой кубок. Рядом была чугунная печка для сжигания бюллетеней. Если бы никто из кандидатов не набрал двух третей голосов, бюллетени сожгли бы, добавив сырую солому или паклю, и над Ватиканским дворцом поднялся бы черный дым. Но теперь в печку добавили сухую солому, и белый дым означал, что двадцативосьмилетняя Лючия Джентильони стала главой Римско-Католической Церкви. Именно она правила в Ватикане те несколько недель, которые были отпущены Царю Мира. Сам он благосклонно отнесся к этой женщине, поздравил ее с избранием, освободил бывшего Папу Римского из заключения в автомобиле, а в пьяном разговоре с Клюкиным не преминул похвастаться, что возвел на папский престол «Маму Римскую», клевую телку по имени Люська.
Спустя три дня после беспробудной пьянки Эдик утром вышел на прогулку. Он попросил Дарби узнать у слуг, не искала ли его Джин. Выяснив, что она ни разу не появлялась после отъезда Царя, Дарби мысленно злорадствовал. Не то чтобы ему было приятно видеть Эдика в тоске и растерянности, но еще хуже было бы видеть рядом с ним Джин.
— Ты знаешь, где она живет? — спросил Эдик, когда Дарби сообщил ему результаты опроса.
— Знаю. Деревня неподалеку, в низине.
— Мы пойдем туда, я хочу ее видеть.
Мак-Гроу думал, что Эдик пошлет его за Джин, и даже готовил себя к серьезному разговору с ней. Он намеревался уговорить ее уехать, если этого еще не догадались сделать ее родители. Если бы об этом узнал Власов, карьере телохранителя и его миссии пришел бы конец, но Дарби отмахивался от этой мысли; думая о Джин, он терял рассудок.
В дом, где она жила, они вошли вместе. Их встретил на пороге ее отец.
— Где Джин? — спросил Эдик, даже не здороваясь.
— Она уехала, — сказал Джон Ферндейл.
— Куда?
— Зачем вам это знать, сэр?
Эдик посмотрел вниз, на пол. Мак-Гроу напрягся — он почувствовал, что этот разговор вряд ли кончится добром для упрямого фермера.
— Это вы ее увезли. Силой увезли, — сказал Эдик, чуть задыхаясь от едва сдерживаемого гнева.
— Нет, сэр, она уехала сама. Она вам не пара, сэр. Оставьте ее в покое.
— Что ты сказал?
— Я сказал, что я ее отец и прошу вас не трогать мою дочь. Найдите себе другую для ваших забав. Да и жена у вас есть, сэр. А мы люди простые, нам это ни к чему.
— Ты решил за нее, а я хочу, чтобы она решила все сама! Ты понял меня?
— Мы так решили, сэр. Оставьте нас в покое. Для вас это игра, а нам надо жить.
Услышав перевод, Эдик ошеломленно уставился на фермера. Ему почудился какой-то приговор в этих словах. Он был не из их мира, они отвергали его, но тем самым — показалось ему — вытесняли его из жизни вообще.
— Я должен знать, где она, я должен видеть ее, я так хочу, — размеренно произнес он, и Дарби понял, что терпение Царя иссякло.
— От меня вы ничего не узнаете, — спокойно сказал Джон Ферндейл.
Эдик медленно поднял глаза. Но не успел он взглянуть на эфэла, как Мак-Гроу распахнул дверь. Он сперва хотел вывести Эдика из домика силой, но вовремя вспомнил об эфэле — прикосновение к Царю дорого могло обойтись.
— Давайте выйдем, — хрипло сказал он.
— Что? — удивился Эдик. Внимание его переключилось — этого и добивался шотландец.
— Я хочу вам сказать несколько слов.
Эдик смотрел на него две-три секунды, потом усмехнулся, пожал плечами и вышел из домика.
— Ну говори, — обернулся он к Дарби.
— Если вы его убьете, ваше величество, это ничего не даст, а Джин, поверьте мне, возненавидит вас, даже если любит.
— Думаешь, она меня любит? — спросил вдруг Эдик.
— Не знаю, ваше величество, такие вопросы решаются между двумя людьми, третий здесь не советчик. Но если вы убьете ее отца, все будет кончено. Да и вы восстановите всех против себя.
— Какое мне дело до всех?
— Нам здесь жить.
Эдик вздохнул и задумался. Все-таки здорово он изменился, подумал Дарби, раньше всегда действовал сгоряча. Воспоминание о том, чем обернулась для него самого эта горячность Царя, заставило Дарби сжать челюсти. Он снова ненавидел Власова, хотя все чаще ему приходилось напоминать себе о том, что он должен его ненавидеть.
— Да, наверно. Наверно, ты прав. Найди ее, Дарби. Прошу тебя. Как друга. Она нужна мне.
— Хорошо, ваше величество, я разыщу ее.
Контрразведчику не составило большого труда найти Джин Ферндейл, коллеги помогли ему. Поначалу он встретился с ними, приняв меры предосторожности. В квартире его ждал Ник, помощник Лоуи, и еще один человек — это был специалист из технического отдела. Он передал Мак-Гроу небольшой предмет, по форме точно повторяющий сотовый телефон, которыми пользовались в службе охраны Власова.
— Мы сделали его чисто механическим, — сказал он Мак-Гроу, — так надежнее. Таймер имеет пружинный часовой механизм. Пружину вы можете взвести заранее, в удобной для вас ситуации. Тогда же установите время — от пяти до сорока пяти минут. Здесь я записал последовательность набора цифр, запомните ее, она несложная. Чтобы таймер включился, надо освободить пружину от фиксатора — вот эта штучка. Начинается отсчет времени, по истечении его освобождается боек и разбивает капсулу с газовой смесью. Понадобится две-три минуты, чтобы убить все живое в замкнутом объеме до пяти кубометров. Мы не стали усложнять устройство, так что в качестве телефона оно не действует, имейте это в виду. И еще — таймер можно остановить и запустить снова. А после срабатывания бойка можно только убежать подальше
