только, они не разрешают ей вступать в комсомол, чтобы не переутомляться…
– Но, Лена, ведь никто не пробовал по-серьезному доказывать им, что они неправы. А кроме того, подумай, как будет жить Стася? – сказал Федя.
Агриппина Федоровна с радостью закивала. Ей было очень важно залучить в союзники Федю.
Его слова посеяли в душе Елены сомнение.
– Конечно, жить в семье куда лучше, – сказала она. – Может быть, в самом деле попробовать доказать Ночкам, в чем они неправы? Только нас они не послушают. И вас, Агриппина Федоровна, не послушают… – Елена не договорила. Она вспомнила, с каким пренебрежением отзывалась Стасина мать об учителях.
– Я учитываю это, Лена… Мы пошлем к Ночкам такого человека, который и с их точки зрения достоин уважения. – Агриппина Федоровна засмеялась, поглядывая на генерала. – Мы Трофима Калиновича попросим.
– Так-то, конечно, получится. Но ради возвращения Стаси они могут прикинуться, а потом опять будут действовать по-прежнему, – выразил свои опасения Федя.
– А мы с них глаз спускать не будем, – ответила Агриппина Федоровна. – Трофим Калинович в первую очередь постарается доказать Ночкам, что советский педагог достоин уважения, тогда и мне будет легче договориться с ними. А с такими помощниками, – Фадеева обвела глазами генерала, Елену, Федю, – горы свернуть можно.
Генерал покорно развел руками:
– Я готов. Скоро, кажется, мне придется менять специальность на профессию педагога, – усмехнулся он.
– А вы уже педагог, – сказала Агриппина Федоровна и заметила, что генералу это было приятно.
– Теперь надо сагитировать Веру, – сказал Федя. – Поручим это Елене, а Непроливашку я сговорю.
– Вот и прекрасно! – воскликнул генерал. – Идите, Леночка, идите. А то наше отсутствие бросится в глаза. – И он слегка подтолкнул Елену и Федю к двери.
Федя пришел домой взволнованный. Было уже поздно, но Василина Михайловна ждала его и не ложилась спать. Тихо ступая, чтобы не разбудить сестренок, он прошел в комнату, осторожно положил на стол журнал, молча поманил мать и направился в кухню.
– Знаешь, мама, Стася ушла от своих родителей…
– Что ты, Федюшка, не шути! – недоверчиво возразила Василина Михайловна, усаживаясь на табурет и по привычке складывая на коленях ладони.
– Если бы это была шутка, мама! – И Федя рассказал матери о Стасе все как было.
Василина Михайловна разволновалась. На щеках ее проступил румянец, пальцы беспокойно стали разглаживать на коленях юбку.
– А знаешь, Федюшка, я предугадывала это, – обратилась она к сыну. – Я как-то сказала Стасе, что пора бы ей домой, мама тревожиться будет. А она в ответ: «Мне, Василина Михайловна, везде лучше, чем дома. И домой идти никогда не хочется». Вот я и подумала тогда, как бы у нее с родителями распри большой не получилось. И словно накликала беду…
Федя и Василина Михайловна до полуночи сидели в кухне и говорили о Стасе и ее родителях. А когда легли спать, оба не могли уснуть.
Против воли и сознания Василины Михайловны рождалось непрошеное чувство гордости за свою дружную семью. Ей хотелось увидеться с матерью Стаси, посоветовать ей как-то по-другому относиться к дочери. Ей хотелось поговорить со Стасей, доказать, что нужно возвратиться к родителям.
Чуть не всю ночь Василина Михайловна вздыхала в подушку, поворачиваясь с боку на бок. Она боялась, что Агриппина Федоровна перепоручит ребятам уговаривать Стасю возвратиться домой и сама не примет в этом горячего участия. Федя говорил, что Елена на стороне Стаси, и она может убедить ее не возвращаться к родителям.
Утром пришло неожиданное решение. Она ничего не сказала Феде, отпросилась с работы и пошла в школу, где училась Стася. «Федя так много рассказывал об Агриппине Федоровне… Она и должна помирить Стасю с ее родителями», – думала Василина Михайловна.
В школе она узнала адрес Фадеевой и пошла к ней домой.
Агриппина Федоровна сама открыла дверь.
– Я мать Феди Новикова, – нерешительно сказала Василина Михайловна.
Агриппина Федоровна улыбнулась ей, как старой знакомой, и пригласила пройти в комнату. У нее была маленькая чистая комната, просто обставленная. Новикова заметила множество книг в двух шкафах, на письменном столе и на полке над кроватью.
Женщины сели за стол и внимательно, с нескрываемым любопытством посмотрели друг на друга.
– Я к вам, Агриппина Федоровна, по важному делу, – начала Василина Михайловна. – Федюшка вчера сказал мне, что Стася Ночка из дома ушла… Вы не сердитесь на меня, вы учительница, а я простая, неученая женщина… Но ведь у вас ребят-то сотни, за всеми не уследишь, вот я и решила подсказать вам… чтобы Стасю-то вы с родителями помирили. Одни ребята ничего не сделают… Я хотела сама пойти к ним, да боюсь, дело испорчу. Они, по словам Федюшки, люди не простые.
Лицо Агриппины Федоровны засветилось. Она несколько мгновений молчала, соображая, стоит ли говорить Новиковой о том, что она сама приняла важные меры в отношении Стаси.
– Спасибо, товарищ Новикова, за совет, – сказала она, – я постараюсь сделать так, чтобы Стася вернулась домой и в семье Ночек началась другая жизнь.
– Вот и хорошо! – обрадовалась Василина Михайловна и поспешно поднялась, боясь, что своим присутствием отрывает учительницу от дела.
– Да вы сидите, сидите! – остановила ее Агриппина Федоровна, усаживая Новикову на прежнее место. – Нам с вами еще о многом поговорить нужно. Я поучиться хочу у вас: вон какого сына вы сумели воспитать!
– Что вы! Вам ли у меня учиться! – застенчиво сказала Василина Михайловна. Но слова Агриппины Федоровны доставили ей радость, глаза ее заблестели, и сдержанная улыбка еще более одухотворила лицо.
Они расстались тепло и просто, как старые друзья.
Глава девятнадцатая
Стася ночевала у Сверчковых. После ухода гостей она со слезами рассказала о случившемся Оксане Тарасовне. Та попробовала ее уговорить возвратиться домой, но Стася решительно отказалась. С того момента, как она с чемоданом в руках вышла из дому, ее не покидало щемящее, тоскливое чувство. Такое состояние бывало у нее всегда, когда она совершала нехороший поступок.
Утром вместе с Верой она пошла в школу. Стоило ей только переступить порог родного каменного здания, тяжести как не бывало. Она здоровалась с подругами. Все они весело кричали, не слушая друг друга, о том, как провели лето, где были, что видели… Прежде всего они побежали в чистый, светлый класс, на дверях которого теперь сияла надпись: «9 класс «Б». Стася не хотела, как прежде, сидеть сзади. Она бросила свой портфель на вторую парту и, стуча по крышке кулачками, закричала :
– Девочки, кто со мной?
Через ее голову на парту упал новый красный портфель, и рядом с ней уселась раскрасневшаяся, веселая Вера.
– Я с тобой!
Затем девятиклассницы гурьбой побежали осматривать школу. В прошлом году в коридоре не было пестрой дорожки и не стояли, стройно вытянувшись в ряд, покрытые белыми салфетками этажерки с цветами.
Девочки заглянули в зал. Здесь было прохладно и пусто. На сцене стоял новый рояль. Девочки вбежали в зал и начали танцевать. Вера играла на рояле, а Елена держала двери, не пуская любопытных младшеклассниц, которые примчались к залу на звуки рояля.
Вскоре зазвенел звонок. С веселым шумом все ринулись в класс и разместились по партам. Елена вбежала последней и, бросаясь за парту во втором ряду, сообщила:
– Евгений Тимофеевич!
Вслед за нею стремительной твердой походкой вошел химик Евгений Тимофеевич.
Несколько месяцев ученицы не встречались с ним и снова, как и каждый раз, кто видел впервые этого
