Эксперимент
Длинный центурианский день клонился к вечеру. В воздухе, желтом от мельчайшей пыли, забивавшейся повсюду, носились черные, узкотелые птицы. Они пронзительно кричали, предвещая грозу. На широком крыльце абсолютно круглого здания академии стояли двое. Белые плащи полностью скрывали их от пыльной бури, а низко надвинутые капюшоны с тончайшей, прозрачной вуалью позволяли спокойно разговаривать в этом сплошном, пыльном мареве.
— И какая тема твоей дипломной работы…? — произнес один из них.
— Тема — люди…, ну, ты меня понимаешь… — с легкой усмешкой, еле улавливаемой в голосе, ответил второй, — …в нашем зверинце видел эту печальную парочку? Так вот тема, можно ли считать этот вид отдаленной, хоть и плохо развившейся, ветвью существа космического, или это случайный мутировавший вид местного происхождения? Мне, если честно, не совсем понятен интерес такого плана к этим несчастным… существам.
— Ну, в конце концов, они сильно на нас похожи, это во-первых… — принялся рассуждать первый, — во-вторых, нам бы давно следовало попробовать систематизировать набор звуков, которыми они явно общаются, в-третьих, наконец, они так трогательно друг о друге заботятся… Ты вообще видел их хоть раз? — вдруг воскликнул он.
— Нет…, сейчас туда иду, надо же когда-нибудь начинать, — с сожалением протянул его собеседник, — вечером увидимся…
Он, несильно похлопав друга по плечу, пошел, пересекая большую площадь. В семи направлениях от нее отходили улицы… Сглаженные и закругленные контуры невысоких домов навевали сонливость, медлительные движения пешеходов и небыстрое течение жизни на улицах наводило на мысль о правильности и размеренности ее.
Кивнув приветственно паре-другой прохожих, молодой центурианин, подошел к зданию, больше похожему на шатер и отшатнулся от неожиданности.
Из дверей стремительно выбежал служащий. Он бросил блуждающий взгляд на прохожего, окинул глазами пустую в этот час площадь, и проговорил:
— Сцил напал на людей… Самец умрет… — и добавил шепотом, — мне не жить, у нас их всего двое!
Видно было, что он хочет еще что-то сказать, но не решается. Молодой центурианин выжидательно смотрел на него из-за вуали, зная, что иногда именно молчание расценивается как сочувствие и вызывает откровенность, и он не ошибся. Служащий сбивчиво добавил:
— Сколько раз я уже говорил, что это не животные…, но мне никто не верит! Сегодня… Когда сцил забрался в клетку к людям, Дан посмотрел на меня…, но в этот момент я еще не видел, что произошло! Потом он мне крикнул…
— Что? — впервые заговорил его собеседник.
— Что — что? — не понял служащий.
— Что крикнул? — терпеливо пояснил молодой центурианин.
— Позвал… — коротко ответил служащий, пожав плечами. — Он меня часто зовет… Мне кажется, что он называет меня по имени… Понимаете, меня зовут Пресцилаттоус, а он часто кричит мне Престо! Странно конечно, но ведь похоже? — он растерянно развел руками. — И вот сегодня он закричал особенно отчаянно… Я подбежал к клетке, но без парализатора, а сцил был уже возле самочки… Лу… Но вы же представляете себе, что такое сцил, подходить к нему без оружия, это безумие! Любое прикосновение к нему или его прикосновение — это смерть! Что было потом! Дан успел оттолкнуть Лу, но сцил обрушился на него… Самое удивительное то, что Дан прыгнул в воду! Откуда ему, животному, знать, что кислотные сцилы боятся воды?! Но все-таки эта тварь достала Дана, уже у поверхности воды его присоска прихватила Дана за ногу… А тут уже я подоспел с оружием… Но, я думаю Дан не выживет! Сильный ожог… — покачал он головой.
Собеседник вдруг тронул его за локоть и произнес:
— Покажите мне их…
Выпростав руку из-под белого плаща, он показал висевший на груди маленький значок с символом академии и цифрой пятого уровня допуска, чего оказалось достаточно, чтобы служащий пришел в себя. Он сначала замолчал, шумно втянув в себя воздух, потом издал жалобное:
— Иы-ы-ых…
И, ссутулившись, быстро пошел впереди размерено шагавшей за ним белой фигуры.
В нос ударил запах аммиака, шерсти, навоза, и еще чего-то малоприятного…
В помещении центурианин откинул капюшон. Маленький нос жадно втянул вонючий воздух и поморщился. После вуали будешь рад и этому…
А служащий тем временем удалялся, проходя между рядами вольеров.
Скинув плащ, и, шагая вслед за ним, молодой Красменоттос хмурился. Он был расстроен выпавшей ему участью заниматься судьбой этих несчастных. Очень много существует умных животных, поражающих своей сообразительностью, но, чтобы быть подобным существу космическому, это бред…
Черная униформа служащего мелькнула в очередной калитке и исчезла в ней. Красменоттос вошел.
Обычный вольер. Но чисто. Кровь на краю бассейна с водой и кровь на песке… Окровавленное существо сотрясалось в агонии. Кожа была разъедена кислотным ожогом сцила процентов на семьдесят. Плохо, — не выживет, даже если бы обеспечить хороший уход… Но глаза… Глаза умирающего с расширенными зрачками от боли воспаленно вглядывались в окружавшие его лица, перепрыгивая с одного на другое. Губы его тряслись, какие-то звуки вылетали, но были неразборчивы…
Изможденная фигура второго существа вызвала у Красменоттоса не меньшую жалость. Тонкие ручки-лапки с острыми коготками закрывали мордочку, длинная грива светлых волос скрывала почти все тело…
Тягостно все это. 'Но горе присуще и менее развитым существам…', отметил Красменоттос про себя, мысленно делая отметку в графе против… Он стоял, откинув крупную голову назад, его огромные глаза холодно и оценивающе разглядывали изучаемое им существо. Нет, он не циник, не скептик, он реалист, и не станет поддаваться эмоциям, только факты… А факты были таковы, что, похоже, для наблюдения ему достанется только эта несчастная одиночка…
Умирающий в это время остановил блуждающий от боли взгляд на своей подруге и, собрав оставшиеся силы, прошептал очень отчетливо:
— …милая…
Красменоттос нажал кнопку записывающего устройства уже давно… Звуковые особенности тоже пригодятся…
— Я скоро приду к тебе, любимый… — прозвучал еле слышный ответ.
В этот момент несчастный еще раз вскинулся всем телом и затих. Негромкие всхлипывания донеслись из копны волос, и Красменоттоса передернуло. Ему стало не по себе, захотелось оставить это существо наедине с его горем, но, следуя дурацкой привычке почесать зверушку за ухом или погладить, чтобы ее утешить, он прикоснулся к теплым, шелковистым прядям и ласково потрепал, довольный своей отзывчивостью и вздрогнул, встретив взгляд.
Мокрое от слез… лицо, Красменоттос вдруг отчетливо назвал это лицом, вскинувшись вверх, смотрело на него устало и отчужденно. 'Небывало развитая мимика…', отметил привычно про себя он, разглядывая сведенные горестно брови, потемневшие от слез небольшие глаза, дрожавшее… лицо… 'Но нет, ей не удалось проникнуть в мои мысли, заговорить со мной на уровне интеллекта…', — обиженно высокомерно сыпал эпитетами он. И отвернулся.
Буркнув, что-то вроде до свидания, он торопливо пошел… Почему собственно он должен обязательно