— Сапоги? — переспросил Барновский. — Зачем вам сапоги сейчас? Что вы, прямо, такое говорите?
— Да в спешке я… — сказал конторский. — И сапоги, и шапку тоже, кажется… Или взял я шапку? — Он покосился на сумку.
— Слушайте, на кой шут вы это все притащили? — поинтересовался Кравец, не отрываясь от папки. — Зачем, спрашивается? Какие-то чемоданы принесли… Вот выбрались бы и потом свои вещи забрали спокойно. Пропадут они, что ли, я не понимаю! Что с вами, Виталий Андреевич?
— А, да не знаю я!.. — отчаянно махнул рукой конторский. — Ну, не подумал просто… Сам не знаю зачем.
— Пригнали б машину к транспортеру, — рассудительно продолжил Кравец, все так же не поднимая головы. — Хоть вечером, хоть завтра… Принесли бы вам ваши вещи, никто бы их не съел. Многие же так делают. Вы же все равно на себе все не утащите, что вы в самом деле?
— Ну, обратно же не понесешь теперь? — развел руками конторский.
— Обратно — нет, — сказал Кравец твердо. — Куда теперь обратно? В любую минуту машина может приехать.
— И ключи не взял! — воскликнул конторский. — Я ведь даже об этом не подумал!.. А мои-то, наверняка, сейчас все на даче. Как же я без ключей-то? Я даже и не помню, где они лежат… Вот ведь! Совсем об этом не подумал…
— На дачу поедете, — произнес Барновский, обмахиваясь платком. — Обрадуете семью. Детишек-то много?
— Двое, — ответил конторский, снова крутя головой в разные стороны. — А как я на дачу — с сумками? А это не она? — вдруг спросил он.
На том конце транспортера с визгом затормозила машина «скорой помощи», и из нее стремительно стали выскакивать санитары.
Кравец сразу же поднял голову, взглянул в сторону шоссе, затем резко захлопнул папку и быстрым шагом подошел к ним.
— Ну что же, Виталий Андреевич, — официальным тоном проговорил он. — От лица мэрии, от лица всей резервации позвольте пожелать вам дальнейших успехов! Уже, так сказать, по ту сторону Оболочки. Ни пуха вам, ни пера. — Он протянул ему руку.
— С-спасибо… — выдавил конторский, вяло пожимая ладонь Кравца.
— «К черту» надо говорить, «к черту», — прокряхтел Барновский, пряча носовой платок в карман. — По местам, хлопцы! — скомандовал он полицейским.
Вся курящая троица побросала окурки. Лобан остался у этого края транспортера, а Кирилл и Филин торопливо потопали к его середине, туда, где проходила воображаемая граница Оболочки.
— Значит так, — поспешно заговорил Кравец конторскому. — Никакой самодеятельности и неуверенности быть не должно. Как только я скажу, залезаете на транспортер и выходите. Поняли меня?
Тот мелко закивал, хлопая глазами. Казалось, он до конца так и не понял, что же происходит. Размашистым шагом Кравец направился к середине транспортера, держа папку под мышкой. Санитары на том конце уже вытаскивали из машины носилки.
— Всем лишним отойти на положенное расстояние! — выкрикнул Барновский скопившимся рядом нескольким зевакам.
Наблюдатели покорно попятились. Двое грузчиков из столовой, исполнявшие в резервации по совместительству роль санитаров на подобных мероприятиях, стали раскладывать на земле свои носилки. Кирилл и Филин уже стояли на положенных местах по разные стороны транспортера, возле самой границы, пристально поглядывая вокруг.
Санитары из машины «скорой помощи» осторожно стали устанавливать носилки на транспортер. Отсюда не было видно, кто на них лежал. Санитары о чем-то перекрикивались с Кравцом, стоявшим рядом с Филиным.
Сергей поднял у «Рафика» заднюю дверцу и сел в нагретую лучами солнца кабину.
— А ну, держи дистанцию! — строго прикрикнул Барновский двум пацанам, крутившимся рядом. — Володя, — сказал он Лобану, — отгони их!
Конторский стал взволнованно переминаться с ноги на ногу, не сводя взгляда с носилок.
— Включай! — крикнул Кравец в сторону будки. — Только на самой малой!
Двигатель транспортера загудел, резиновая лента судорожно дернулась и носилки с лежащим на них человеком очень медленно стали ползти вперед. В воздухе воцарилось полное безмолвие, словно на торжественной церемонии только жалобно поскрипывали в тишине заржавленные механизмы. Озабоченный Кравец вернулся к Барновскому, поблескивая на солнце оправой очков.
— Алексей, — выдохнул он, — санитары говорят, что бабка очень плоха… Боялись, что в дороге умрет. Надо срочно Касьянову к «минусу» доставлять! Где она сейчас, не знаешь? В конторе, наверное?
— Сейчас Виктора пошлю, — произнес Барновский, не сводя взгляда с транспортера. — Найдет. Не в конторе, так дома, значит…
— Ага, — сказал Кравец. — Давай. И всех — сразу к больнице! Чем черт не шутит… Я только в мэрию на пять минут заскочу.
Носилки тем временем пересекли невидимую грань и теперь передвигались уже по территории резервации. Пресловутый Проход был сотворен. Конторский замер на месте, превратившись в статую, и как завороженный смотрел на бабку, лежащую под простыней на носилках. Бабка оказалась совсем крохотной и сухонькой, впавшие глаза ее были закрыты, узкой полосой чернела прорезь беззубого рта, и она никак не походила на живую.
Интересно, мелькнула у Сергея мысль, если сейчас кто-нибудь запрыгнет на транспортер и побежит наружу, что будет делать полиция? Откроет огонь? Начнет хватать за ноги? Надо будет поинтересоваться у Кирилла.
Транспортер выключили, когда носилки были в полуметре от его конца. Грузчики стали перекладывать старушку на свои носилки, а Кравец торопливо сказал конторскому:
— Давайте, Виталий Андреевич… С богом.
Конторский встрепенулся, лихорадочно схватил свою поклажу и стал вскарабкиваться на транспортер. С сумкой и чемоданом у него это получалось плохо, он даже в какой-то момент чуть-чуть не сорвался обратно.
— Да оставил бы он свои котомки, — проворчал Барновский, сокрушенно качая головой. — Вот же прямо…
Наконец конторскому все же удалось с грехом пополам забраться на транспортер. Пошатываясь и робко делая шаг за шагом, он двинулся по резиновой ленте навстречу своей свободе. Он выглядел довольно неуклюже с расставленными в разные стороны руками, в одной из которых он сжимал чемодан, а в другой сумку. Через каждый шаг его покачивало из стороны в сторону, он замирал и испуганно оборачивался, словно так в полной мере и не осознав, что происходит; и все время хотелось крикнуть ему, чтобы он бросил эти свои дурацкие шмотки к чертовой матери и бежал, бежал…
Сергею не удалось досмотреть, как он дойдет до конца транспортера, потому что грузчики уже затолкали носилки в машину и попрыгали за ними следом.
— Давайте, давайте, — торопливо заговорил Кравец Сергею, снимая очки и массируя веки. — Не дай бог, умрет по дороге. Ищи потом Проход…
Сергей завел машину, развернулся и поехал к больнице.
Возле бывшего почтового отделения, служившего в резервации больницей, как всегда, было безлюдно и тихо. Частично из-за жары, частично из-за того, что дом стоял на северной стороне, почти у самой Оболочки. Справа, метрах в двухстах, простирались гаражи, впереди — все та же железная дорога. Не лучшее место для больницы, но приходилось довольствоваться тем, что есть.
Напротив входа, через тротуар, на бетонном бордюре сидел Артем и чем-то сосредоточенно играл в дорожной пыли. Несмотря на палящий зной, как и всегда, на нем была натянута черная вязаная шапочка, и Сергей поймал себя на мысли, что никогда не видел парня без нее. Артем даже не обратил внимания на подъехавшую машину и продолжал ковырять у себя под ногами тонким, ободранным прутиком.
