выцветшей гимнастерке. Он поднимает сжатый кулак к плечу и кивает Никите.
Когда Никита пролетает над ним, ему слышно, как Володя негромко говорит:
– Ай, браво!
Вот уже совсем рядом желтые влажные опилки арены. Никита складывает руки, чуть подгибает ноги и, спружинив, опускается точно в середину. Он ступает два шага вперед, плавно разводит руками и делает комплимент.
Гремят, не смолкают аплодисменты…
После этой ночи страшные сны больше Никите не снились никогда.
Глава 30
После завтрака Володя собрал звеньевых за длинным обеденным столом.
– Ну, ребята, готовьтесь! – сказал он. – Тут такое серьезное дело намечается. Я вчера не стал вас пугать… Наши родители уже две недели штурмуют губком и райком… Требуют, чтобы их пустили в лагерь на вас посмотреть. Кричат в голос, что дети небось немытые, неетые, завшивели все. Вася Олишев сколько мог сопротивлялся. Но выдержать осаду нет у него больше сил. Он сейчас отбирает пять самых настырных матерей – на каждое звено по одной. Всех же нельзя, это ж не лагерь получится, а базар. Но пятерых надо принимать. Я сейчас снова еду в город. Попробую потянуть их приезд, сколько смогу. Может, до завтра удастся… А нет, так и сегодня к обеду ждите. Готовьтесь! Надо показать, что мы и без мам не лыком шиты. Одним словом, аврал! А я опять поехал. Никита вместо меня.
И он уехал. Аврал был объявлен по всем звеньям. Лагерь закипел, как муравейник. Ребята во главе с Ленькой взяли жидкое зеленое мыло, привезенное из города Володей, и отправились на Двину стирать простыни и наволочки под руководством двух девочек из звена Розы Люксембург. Звено имени Карла Либкнехта ушло в деревню за хлебом и молоком. Никита с четырьмя «чайками» пошел чинить переправу через ручей – пионеры, они и по жердочке могли перебежать, а для родителей надо было сделать настил и перила. «Красные моряки» дежурили на кухне с четырьмя девочками. Смешанная команда катера во главе с Маняшей драила медяшку.
Кто-то посыпал желтым речным песком дорожки между палатками, кто-то чистил до блеска черные кухонные кастрюли. Свободные от дежурства девчонки устроили индивидуальные постирушки, открыли парикмахерскую и подравнивали желающим космы.
Катастрофа разразилась неожиданно, как летняя гроза!
Казалось бы, пустяк… Во время дежурства по кухне Колька Степанов назвал Катьку Щеглову «поварешкой». Он сказал:
– Отойди-ка, поварешка, мне дров надо подбросить. – И слегка отодвинул ее от котла.
Катька, вместо того чтобы спокойно отодвинуться и дать возможность человеку сделать важное дело, вытащила из котла длинную деревянную ложку, искусно вырезанную Сережкой Тыровым, и треснула ею Кольку по лбу. У Кольки тут же вздулась здоровенная синяя шишка. А Катька заревела и убежала к себе в палатку.
Остальные девчонки, что дежурили вместе с Катькой, возмутились и набросились на «Красных моряков» с упреками.
– Как вам не стыдно! – кричали они. – Мы вам не кухарки, а такие же дежурные, как и вы… Не имеете права обзываться! У Катьки мать всю жизнь в кухарках у Гувелякиных прослужила. Ее, кроме как «поварешка», и не звали. А вы?
И тут Карпа совершил свою первую ошибку. Ему бы рассудить по справедливости, призвать Кольку к порядку и успокоить Катьку, а он решил отделаться шуткой.
– Подумаешь, поварешка, – сказал он. – Чего тут обидного? У нее поварешка, у Кольки топор. Ну и назови Кольку «топором». Он же за это по лбу обухом не залепит!
– Ах, так! – закричали девчонки. – Ну и варите обед сами!
И они ушли в девчачью палатку утешать рыдающую Катьку, захватив по дороге тех, кто занимался стрижкой и постирушками.
Карпа почуял, что дело плохо, и побежал искать Никиту, чтобы посоветоваться с ним.
А «Красные моряки» тем временем, растерявшись при виде кипящей в котлах воды и разбросанных по столу овощей и круп, которые должны были превратиться в суп и кашу, озлобились и решили отомстить. Они привязали кусок веревки к хвосту дохлой полевой мыши, которую накануне нашли в лесу, подкрались к палатке девчонок, приоткрыли полог и забросили туда мышь, раскачав ее за веревку.
Раздался ужасный визг.
Карпа, не ведая о подобном развороте событий, разыскал Никиту и рассказал ему про девчоночий бунт. Но, выкладывая Никите всю эту историю, Карпа изобразил дело так, будто Катька ни с того ни с сего треснула Кольку по лбу ложкой и все девчонки отказались дежурить на кухне. Это была его вторая ошибка. Потому что Никита не придал этому значения и не стал разбираться – у него много дел было с переправой. Он только сказал Карпе возмущенно:
– Ерунда какая-то! Что они, совсем сдурели? Вот-вот гости пожалуют. Беги скорей на катер, разыщи Машку. Пусть бросает драить медяшку – она и так сверкает, как самовар. Пусть срочно наведет порядок у себя в звене. Что за дисциплина, в самом деле!
И Никита продолжал строить с ребятами переправу.
Вернувшись в лагерь, Карпа с удивлением обнаружил, что около палатки звена имени Розы Люксембург идет настоящее сражение. Девчонки лупили «Красных моряков» полотенцами, тряпками и просто кулаками. Катька Щеглова наступала впереди, раскручивая над головой, как пращу, дохлую полевую мышь.
Вконец растерявшийся Карпа кинулся к катеру. Подбегая к берегу, он увидел, что Маняше что-то горячо шепчет на ухо Ритка Воскобойникова, первая болтушка в лагере, докладывает последние новости. И тут Карпа совершил третью ошибку. Он подбежал к борту и закричал Маняше:
– Машка! Никита приказал тебе не подходить к катеру, пока не уймешь своих девчонок. Все!
До катера уже доносился шум и крики битвы. «Красные моряки» позорно отступали к берегу безымянной речки, теряя бойцов. На пригорке уже показались первые бегущие.
– Так, да? – сказала Маняша. – А наоборот не хочешь? Девчонки, делай, как я!
С таким криком Маняша столкнула с борта Петьку Тихонравова. Петька шлепнулся в грязь и на четвереньках полез на берег.
Через минуту вся мужская часть команды катера «Будь готов!», не ожидавшая нападения, покинула борт не самым удобным для себя образом, а наступающая колонна объединилась с Машкиной группой.
