релавида в сговоре с известными контрабандистами наркотиков и в эксплуатации Нгои Нгенги, приведшей к его гибели вследствие участия в твоем плане. Не знаю, кто сыграл шутку с рассудком твоей жены, но бьюсь об заклад, что твой приятель-реа, Арес, отлично знает, как смешивать коктейль, от которого ум за разум заходит.
— Арес не реа, — возразил Калем. Его весьма хрупкое ощущение безопасности ослабло еще сильнее, ибо презрительное отношение Ареса и его склонность к туманным намекам придавали ему явное сходство с ужасным Роаке. — Он один из друзей Харроу.
— Сколько эссенджи ты встречал за свою жизнь?
Вопрос показался Калему неуместным.
— Откуда я знаю? Арес называет себя эссенджи, но для меня он неотличим от соли, если не считать цвета волос.
— Ты всегда не слишком разбирался в расовой биологии. Ты знаешь человека по имени Роаке?
— Нет, — быстро ответил Калем.
— Пожалуйста, Калем, не трать наше время на ложь. Ты, безусловно, знаешь и боишься его. Должен признать, что это не особенно дружелюбная личность. Он называет себя братом Ареса и заявляет, что хочет найти твой релавид — разумеется, ради блага Стромви. Роаке был твоим покупателем?
Калем закачал было головой, но Джейс прикрикнул на него:
— Не лги мне снова, Калем Ходж! — и продолжал более мягко, но Калем почувствовал себя таким же маленьким, как когда стоял перед отцом: — Я скажу тебе правду, прежде чем ты начнешь искажать ее. Я — инквизитор, такой же, как Оми-лаи, и, как и он, не стану терпеть обман.
Оробевший Калем заерзал в отцовском кресле.
— Я никогда не встречал подлинного покупателя. Роаке именовал себя посредником, — нехотя признался он. — Харроу заключил сделку по поручению своего босса — человека по имени Валис. Я даже не знал, какой урожай нужен Реа, пока отец не поручил мне осуществление проекта Харроу.
— Как и всегда, ты ничего не знаешь и ни в чем не виноват, — сухо заключил Джейс.
— Расспроси Харроу, Ареса или моего отца, если хочешь открыть свою высшую Правду Сессерды и свершить правосудие. Я ничем не могу тебе помочь. Если тебе нужна формальная просьба о расследовании смерти Нгои, я подам ее. Как его работодатель, я имею на это право. Больше мне нечего тебе предложить.
— Никто не умеет так ловко пресмыкаться, как ты, Калем. — Джейс коснулся оставшихся предметов письменного прибора — ящичка для записывающей пленки и печати с серебряной розой Ходжа. — Надеюсь, твой отвратительный спектакль произвел на твоих врагов большее впечатление, чем на меня. В противном случае я буду вынужден прийти к выводу, что они все еще используют тебя в своих грязных целях. — Джейс вынул из кармана осколки ручки и бросил их на стол, сохранив при себе подставку. — Бойся гостей с силененовыми ремнями в руках.
Он вышел из кабинета. Калем в бешенстве смахнул еще не пострадавшие компоненты письменного прибора. Печать покатилась по столу и угрожающе закачалась на самом краю, поблескивая серебряной розой. Ящичек упал вниз, и его содержимое высыпалось на пол. Моток пленки еще шуршал, когда звуковой шок наполнил воздух.
Джейс прижался спиной к холодной хрустальной стене, стараясь усилием воли отрегулировать нервный частый пульс, но перенасыщение реланином зашло слишком далеко, чтобы вытерпеть подобную процедуру. Резкая боль в груди прекратилась, но сердце продолжало бешено колотиться.
Джейс мрачно улыбнулся, вспомнив неуверенное замечание Тори, что ее рана может быть заражена. Абсорбировав большую часть яда на лезвии ножа, Джейс не питал никаких иллюзий на этот счет. Яд Реа, после всех ран и повреждений, полученных недавно, едва не опустошил его организм от реланина. Звуковой шок прошел для него почти незаметно.
Восприятие Сессерды то увеличивалось, то уменьшалось. Джейс изо всех сил пытался сохранить контроль, но чувствовал себя болтающимся в воздухе между галлюцинациями и реальностью. Смола Стромви, сладкая на вкус, становилась горькой у него в крови. Чернота, наполненная гневом, взорвалась в черепе, но череп превратился в пещеру стромви, и мрак начал просачиваться в туннели, подавляя и уничтожая создающие жизнь корни.
Впереди вырисовывался силуэт Бирка Ходжа, с усмешкой спрашивающий Джейса о цели его жизни. Вокруг толпились воины-реа — некоторые погибли от его рук и сейчас бросали ему обвинения. И'Лиду швырнул в него взрывающийся флакон с реланином; осколки больно царапнули кожу.
Джейс с трудом вытащил пальцы из углублений подставки для ручки, лежащей в его кармане. Он посмотрел на свою руку — по ней текли тонкие струйки крови, но теперь его кровь стала почти бесцветной. Джейс пытался ощутить боль от порезов, но жжение внутри не позволяло воспринимать нервные сигналы меньшей силы.
Почувствовав приближение Ареса, Джейс с трудом спрятался за хрустальную перегородку. «Реа не должен видеть твою слабость, — твердил он себе. — У тебя нет времени для слабости, Слейд. Ты — адепт Сессерды и обязан поддерживать дисциплину».
Джейс задержал дыхание, пока Арес проходил мимо. Он видел, что эссенджи уходит в сторону холла, и проклинал свою неспособность проследить за ним и снять опасность, которую представлял собою эссенджи. Опасности распространялись повсюду. Реланиновые галлюцинации содержали элементы реальности, которые, вероятно, можно было отсортировать с помощью техники Сессерды. Но Джейс не мог сделать ничего без хотя бы нескольких микроспанов медитации и без добавочной дозы реланина (последняя проблема также требовала медитации).
Закрыв глаза, Джейс заставил остальные чувства обратиться внутрь. Яркий свет, излучаемый его мозгом, прошел сквозь него, оживляя и очищая. Вера в силы Сессерды поддержит его на короткое время, но с жаждой реланина, которого требовал организм застарелого потребителя, не удастся справляться долго.
— Вместо калонги и соли, который командует им с такой восхитительной наглостью, я вновь нахожу очаровательную Мирель. — Слова Ареса прозвучали настолько претенциозно, что Тори заподозрила в них насмешку. Она медленно подняла взгляд, не убирая ноги с низкого стола. Эхо звукового шока еще отзывалось в ее нервах. Тори хотелось, чтобы Джейс вернулся. Она жалела, что попросила его уйти. Даже Оми был бы более желательным компаньоном, чем Арес.
— Вы так жаждете расследования? — резко осведомилась Тори.
— Расследование и весь Консорциум ровным счетом ничего не значат.
— Очень многие с вами не согласились бы.
— Но вы ведь к ним не относитесь, не так ли, Мирель? — спросил Арес с неожиданной мягкостью. — Мы с вами не нуждаемся в том, чтобы калонги определяли наши достоинства согласно своим критериям. Мы куем нашу собственную правду.
Тори улыбнулась, хотя предположение Ареса, что между ними есть нечто большее, ужасало. Все дело в наследии Мирель — в несокрушимой дьявольской уверенности, что она приводит в восхищение каждого встречного мужчину. Даже Арнод пал жертвой этой иллюзии. Даже удивительный инквизитор-соли проявлял признаки впечатлительности.
Тори слегка переменила позу — это движение, усвоенное благодаря семейной тренировке, выражало скорее поощрение собеседника, нежели презрение к нему. Она не испытывала угрызений совести, вводя Ареса в заблуждение, так как любая альтернатива выглядела еще более ужасной.
— Сколько вы намерены ждать, Арес? — спросила Тори, подражая его дерзким манерам. Она понятия не имела, как Арес поймет ее вопрос, и не могла объяснить причины своей уверенности, что он чего-то ждет.
Арес колебался лишь момент.
— Не больше, чем требует необходимость, — ответил он с циничной усмешкой, — а время последней схватки неминуемо приближается. — И Арес внезапно добавил: — Вам известно, где Биркай спрятал свои сокровища?
— Возможно, — спокойно отозвалась Тори. Ее заинтересовало странное произношение Аресом имени
