— Несчастный случай, — обронил Джейс. — Вам известен другой доступ к южным пещерам?
Тори возмутила краткость ответа, но она покачала головой:
— Нет, во всяком случае, тот, который я смогла бы найти снова. Многие из старых туннелей ненадежны, а некоторые засыпаны землей. Я не знаю, где начать поиски.
Джейс кивнул и вскочил на ноги.
— Южное поле, поле Калема… Где рос релавид, где погиб Нгои… Надеюсь увидеться с вами позже. Спасибо за помощь. — Он зашагал по тропинке к полям стромви и, дойдя до развилки, свернул к южной части фермы Ходжа.
Тори наблюдала за инквизитором, пока он не исчез за высоким фиолетовым тростником. Она опустила подбородок на руки, опираясь локтями на колени. Стромвийское солнце ярко светило. Тори собрала свои длинные волосы в узел и накинула на голову защитный капюшон.
Глава 35
Роаке оторвал от руки последний инъектор, оставив переливающееся пятно в том месте, где кожа поглотила большее количество адаптатора, чем диктовала осторожность даже для наркомана. Жидкость, используемая Роаке, была опасной сильнодействующей смесью даже в рекомендованных дозах, так как он купил ее за огромную цену у особо алчного кууи. Роаке все еще оставался у него в долгу. Ему пришлось пообещать в качестве залога урожай выращенного на Стромви релавида, хотя он прекрасно понимал, что эта сделка невыполнима. Если Консорциум не конфискует релавид, то на него заявит права Пер Валис. Роаке никогда не верил собственным горячим заявлениям о том, что Реа станут четвертым независимым источником релавида, но он повиновался вождю клана и никому не говорил о своих сомнениях.
Дыхание Роаке становилось ровнее, пока снадобье проникало ему в кровь, осуществляя изощренные изменения в организме. Смолистая атмосфера Стромви вместо балансирования на грани смерти снова стала всего лишь неприятной. Роаке на сей раз едва не пересек черту непоправимого вреда, слишком долго откладывая инъекцию.
Его все еще терзала мысль, что он едва не поддался искушению согласиться на наглое предложение соли поделиться с ним своей кровью, как с собратом-эссенджи. Роаке согнул руку. След от инъекции почти исчез, а обожженная солнцем кожа восстановила свою мягкость. Роаке редко тратил энергию на сожаления, но недавние сомнения по-прежнему тревожили его совесть. Вождь клана обещала спрятать его адаптатор в заранее условленном месте. Теперь, когда реланин восстановил его силы, он признался себе, что не верил ей.
Роаке оставался убежденным, что если бы Акрас сдержала обещание предоставить ему еще один день, то он вернул бы сокровища Реа и отдал бы предателя под правосудие клана. Конечно, Роаке понимал, что вождь клана разгадала его намерение самому расправиться с предателем-реа. Иначе почему она позволила Аресу узурпировать привилегии военного вождя?
Сложный план Акрас требовал слишком много веры. Арес был достойным врагом — слишком достойным, чтобы его даже временно ободрил навешенный на брата ярлык предателя, — но Роаке не мог распознать причину дополнительного слоя лжи. Воспоминание о предупреждении вождя клана относительно ревности Ареса не облегчало бремя вынужденной изоляции. Вождь клана приказала Роаке терпеть любые действия Ареса, пока более важный план не принесет плоды. Она не упомянула размеры честолюбия Ареса, возможно считая само собой разумеющимся, что Роаке разделяет ее понимание младшего сына, но Роаке не хотелось признавать, что его брат всегда был для него загадкой.
Недовольно вздохнув, Роаке пришел к выводу, что именно его недавние попытки оспаривать мудрость решений вождя клана побудили Акрас пересмотреть свой план. Она требовала абсолютной веры и повиновения, на которые ей давал право статус вождя. Даже военный вождь не мог избежать суровых уроков дисциплины Реа. Роаке интересовало, оказывает ли вождь клана полное доверие даже сверхпреданному Таграну.
Роаке уверял себя, что его нынешний остракизм вскоре будет отменен вождем. Однако обман среди реа продолжал его тревожить. Он еще не вполне оправился от шока, вызванного нападением со стороны своего же клана. «Они поступили правильно, — твердил себе Роаке. — Воины-реа приучены беспрекословно повиноваться вождю клана, а она, очевидно, поручила Аресу налет на ферму Ходжа». Но мысль о том, что воины-реа могли поверить заявлениям Ареса о его измене, доставляла истинную боль. Все реа, даже жены Роаке, пребывали в таком же неведении, как и Арес, относительно приказов вождя старшему сыну.
Роаке посмотрел на приемник украденного корабля, но долгожданный сигнал пока не появлялся. Он перепроверил коды, высмеивая себя за постоянное повторение этого простейшего действия. Вождь клана свяжется с ним согласно уговору, а его сомнения глупы и бесчестны. У нее могло еще не хватить времени, чтобы вступить во владение судном-домом.
Вновь приближаясь к долине Нгенги, Роаке привел рычаги управления в боевое состояние, так как предпочитал быть готовым ко всему и не слишком доверял любому плану с участием брата. Вложив пальцы в углубление замкового механизма тяжелого ящика, он отодвинул крышку, удалил толстый слой изоляционной пены и осторожно взял в руку прибор.
Это был механизм управления последнего великого сокровища Реа, последнего следа могущества, некогда оправдывавшего размеры гордости членов клана. Это был блок программирования даар'ва — орудия военного вождя, которым Арес, а быть может, и Акрас были готовы пожертвовать с целью уничтожить беркали. Заплатив за даар'ва товарами и услугами, беркали сочли себя очень умными, но в итоге расплатились своей жизнью.
Излагая свой план возвращения судна-дома, Роаке намеревался поставить обретение даар'ва первым пунктом программы после вступления на борт корабля. Ритуальное уничтожение вражеских трупов определенно могло подождать. Он никогда не позволил бы кому-то другому добраться до даар'ва первым. Только реа и беркали имели представление о ценности даар'ва, а так как беркали мертвы, то только реа должны знать, как найти даар'ва.
Роаке незачем было видеть, как реа очищают судно-дом, чтобы знать, что Акрас преуспела в возвращении его клану. Удовлетворение Роаке успехом вождя было столь же искренним, как его скрытый гнев на решение матери, лишавшее его права быть рядом с ней в момент обретения важнейшего компонента утерянной чести Реа. Он похитил даар'ва как со злости, так и из-за вполне реальных опасений за свою жизнь.
Вождь клана поручила даар'ва его заботам. Она никогда не отменяла этот приказ. Значит, он имел право взять даар'ва с собой.
Роаке был несколько менее способен рационально объяснить свое бегство с уже захваченного судна. Несмотря на конфликт на Стромви и амбиции Ареса, Роаке все еще оставался реа. Если бы рядом появилась вождь клана, он поверил бы, что она подтвердит его статус военного вождя. Но Акрас не пришла, а воины- реа, которых он хорошо знал, преследовали его по всему кораблю, как настоящего изменника.
Больше всего его возмутило, что ложь вождя клана вынудила его атаковать воинов-реа, спасаясь из тюрьмы.
Воины носили защитные костюмы, но те не были предназначены для отражения мощного химического огня. Если воины-реа погибли от ампулы, их смертное проклятие пришлось на соли, но бессмысленная трата ресурсов клана подействовала на Роаке как личное оскорбление.
Упрятав Роаке в тюрьму беркали, Арес, очевидно, недооценил способности брата переживать заранее запрограммированные изменения окружающей среды. Роаке интересовало, знает ли его мать о вероломстве Ареса или же она сама все это организовала с какой-то тайной целью. Если Акрас знала о заключении Роаке в тюрьму, она могла воспринять это как очередной элемент дисциплины. К тому же она должна была понимать, что он сумеет выжить, и, возможно, рассчитывала, что Роаке захватит даар'ва.
Тогда почему воины-реа охотились за ним по тюремным коридорам, пока он не смог спастись? Если бы он не встретил этого вездесущего соли, то сумел бы взять с собой всего лишь фрагмент даар'ва.
Роаке презирал упорно возникающие сомнения. Священная власть вождя клана не может быть оспорена. Вождь поклялась Роаке, что его положение безопасно, что любое свидетельство измены является
