В машине ревела музыка, и мы с Никитой почти не разговаривали. Дорога была пустая, и он гнал как сумасшедший. На полпути к Москве, Никита выключил музыку, посмотрел на меня и спросил:
— Ну, и как вообще?
— Вообще ничего.
— Ты сердишься на меня?
— Было бы за что.
— Не сердись, — попросил Никита и положил мне руку на колено.
— А я и не сержусь.
— Я, кажется, испортил тебе выходные?
— Мог бы и не спрашивать.
— Прости. Я не хотел. Просто так получилось.
— И часто так с тобой получается?
— Что ты имеешь в виду?
— Ты знаешь, что я имею в виду.
— Бывает…
— И часто? — настойчиво повторила я.
— Ты хочешь знать, алкоголик я или нет?
— Хочу.
— Нет, я не алкоголик.
— А кто же ты?
— Горький пьяница, — засмеялся Никита, убрав руку с моего колена.
— А в чем разница? — полюбопытствовала я.
— Ну, это просто, — начал объяснять Никита. — Алкоголик хочет — пьет, и не хочет — тоже пьет, а пьяница пьет только по своему собственному желанию.
— До поры до времени, — возразила я. — Как говорила моя бабушка, пьяницы только в одном- единственном случае не становятся алкоголиками.
— Интересно, в каком таком случае?
— Если успеют умереть от другой болезни.
— Жизнеутверждающе, — сказал Никита и нажал на газ, пытаясь обогнать справа громадный грузовик, который уже минут десять маячил перед нами, занимая крайний левый ряд.
— Осторожнее, — закричала я, вдавливаясь в сиденье.
— А про дорожно-транспортное происшествие твоя бабушка ничего не говорила?
— Идиот.
Грузовик остался позади, а Никита неожиданно резко сбавил газ и затормозил на обочине. Я сидела молча и смотрела на дорогу через лобовое стекло. Мимо нас промчался радостный грузовик.
Никита обнял меня за плечи и притянул к себе.
— Машка, а давай ты меня бросишь, а? — вдруг предложил он, не глядя на меня.
— Запросто, — кивнула я и внезапно заплакала.
— Ну, ты что? — испугался Никита и стал рукой вытирать мне слезы. — Что ты, рева коровина?
Придерживая меня одной рукой, другой он полез в карман джинсов и, достав оттуда мятый, не первой свежести платок, принялся размазывать по моему лицу следы былой косметики.
Слезы бежали из моих глаз прозрачными весенними ручейками и не собирались останавливаться. От этого становилось еще обиднее, и я продолжала рыдать с новой силой.
— Ну что мне с тобой делать! — расстроился Никита. — Как маленькая, в самом деле.
— Я больше не бу-у-у-ду, — всхлипывала я, отворачиваясь.
— Машка, прекрати, — уже строго прикрикнул Никита, — а то мы прямо здесь потонем без суда и следствия.
Эта глупая фраза неожиданно остановила мою истерику. Я вытерла слезы и, все еще хлюпая носом, полезла в сумку за пудреницей. Приведя себя в относительный порядок, я с вызовом посмотрела на Никиту:
— Ну, и как я тебе такая нравлюсь?
Никита чуть отодвинулся и внимательно взглянул на меня.
— Наша Маня горько плачет, отобрали Манин мячик.
— Ну, положим, еще не отобрали, — серьезно сказала я, — но все к тому идет.
— Как ребенок, честное слово, — улыбнулся Никита, — совсем шуток не понимаешь.
— Нет, это ты меня не понял, — возразила я. — Я плакала не из-за твоего заманчивого предложения, а просто так, от полноты чувств. Посмотри, как красиво! Солнце, воздух и вода — классическое сочетание. А уйдешь ты или останешься, не все ли равно? Бог дал, Бог взял.
— Ты это серьезно?
— Абсолютно.
— Вот и хорошо, — отозвался Никита, заводя машину.
— Вот и хорошо.
Мы снова ехали молча. Никита достал из нагрудного кармана сигарету и передал ее мне. Я, не прерывая молчания, прикурила ее и отдала назад Никите. Он курил из моих рук, глубоко и жадно затягиваясь. После моей короткой истерики напряжение сегодняшнего утра неожиданно сошло на нет, и мне стало легко и спокойно.
В городе начались пробки, редкие для выходного дня. Но до дома мы добрались без особых проблем. Никита достал из багажника мою сумку, поднялся со мной на лифте, но в квартиру заходить не торопился.
— Ну, пока, — попрощался он.
— Ну, пока. — Я даже не пыталась его удерживать.
— Так я пойду? — спросил Никита, поглядывая на меня с надеждой.
— Так иди, — спокойно ответила я.
— Ну, пока, я пошел.
— Ага, иди, — улыбалась я, откровенно издеваясь, — передавай привет Мане.
— Какой Мане?
— Рыбе.
— Ну да, ну да… А поцеловать?
— С радостью.
Я потянулась к его губам, а он схватил меня в охапку и буквально втолкнул в квартиру. Я стала вырываться и выпихивать его обратно. Когда дерешься с бугаем, главное не сила, а ловкость. Только Никита на секунду зазевался и ослабил сопротивление, я напряглась и опрокинула его наружу. Дверь быстро захлопнулась, и мы оказались по обе стороны от государственной границы.
Какое-то время я прислушивалась, но за дверью было тихо. Минут через пять мне показалось, что на наш этаж подъехал лифт, кто-то в него вошел, и лифт снова тронулся. Все снова стихло.
Я побежала к окну и, спрятавшись за шторы, стала смотреть вниз. Никита вышел из подъезда, поднял голову, помахал Мане-невидимке рукой и, сев в машину, укатил.
27
На следующий день я отправилась на работу, чтобы забрать домой каталоги, с которыми последнее время работала. Тогда в понедельник перед высадкой на объект уже не надо будет за ними заезжать. Было воскресенье, и я надеялась, что в офисе никого, кроме охранника, не застану.
Так и случилось. Я поздоровалась с ним, перекинулась парой фраз, порылась в библиотеке, полистала каталоги, забрала все, что мне было нужно, оделась и собралась было идти домой. Но, проходя мимо кухни,
