С годом двадцать мне прошло! Я пирую, други, с вами, И шампанское в стекло Льется пенными струями. Дай нам, благостный зевес, Встретить новый век с бокалом! О, тогда с земли без слез, Смерти мирным покрывалом Завернувшись, мы уйдем И за мрачными брегами Встретясь с милыми тенями, Тень аи себе нальем. 6 августа 1819
(Отсылая ей за год перед тем для нее же написанные стихи)
Когда Амур еще был вашим богом И грации вас кликали сестрой, Когда самой Психее красотой Вы уступить могли, ей-ей! не в многом, - Я как поэт, как важной музы жрец, Лишь истине и красоте служащий, Дерзал вас петь и свежестью блестящей Вам из цветов парнасских плел венец, И, признаюсь, я часто в восхищеньи Вас представлял читающих тайком Мои стихи в безмолвном умиленьи, И жадно ждал, когда своим певцом Счастливого меня вы назовете И уголок мне в сердце отведете! Я так мечтал! Вдруг добрым Гименей Сменил у вас повесу Купидона, И от харит вас приняла Юнона, - Я в радости возжег мастики ей (Хотя не так люблю я эту даму: Не стыдно ли ей к мужу ревновать?) И написал притом эпиталаму. Но вот беда! мне страшно показать Вам прежние стихи мои, Елена! Что, если ваш супруг, хоть он поэт (Но у меня к женатым веры нет), Вообразит, что я согнул колена, Как влюбчивый пред вами Селадон! Нет, можно ли, чтоб так ошибся он? Мне нечего поэта опасаться! Я вас предал потомству, хоть в мечте: Он знает, мы привыкли поклоняться Как божествам уму и красоте. 1819
За то ль, Евгений, я Гораций, Что пьяный, в миртовом венке, Пою вино, любовь и граций, Как он, от шума вдалеке, И что друзей люблю — старинных, А жриц Венеры молодых; Нет, лиру высоко настроя, Не в силах с музою моей Я славить бранный лавр героя Иль мирные дела судей - Мне крыльев не дано орлиных С отверстным поприщем для них. К тому ж напрасно муза ищет Теперь героев и судей! Домой бичом отважно хлещет По стройному хребту коней, А Клит в объятиях Цирцеи Завялою душою спит. Когда ж мне до вершин Парнаса, Возвыся громкий глас, возвесть?
