смешная.
Роберт.
Беззаботная мальчишеская улыбка, серое море штормит в глазах, на аккуратно постриженных висках брызги седины, между широких бровей напряженная морщинка. Мужчина‑мальчик.
Нет, это не была любовь с первого взгляда. Впервые увидев Роберта, она подумала: «Ну что за идиот?»
На танцполе самого престижного клуба города он умудрялся обжиматься с тремя манекенщицами сразу, и его белоснежная футболка (вкупе с белоснежной улыбкой) флюоресцировала в дискотечном ультрафиолете.
— Видишь, америкос как выпендривается, — рассмеялась ее приятельница Марина, сериальная актриса.
Маринин возраст грубо выпихивал ее из привычного амплуа инженю, но ее инфантильность мешала с этим смириться. Марина сильно загорала, стриглась под Мерилин Монро и считала некоторую старомодность образа своей изюминкой. Почему‑то она игнорировала тот факт, что большинство эротических моделей косят под великую Мерилин, а от актрисы как раз требуется гибкость образа. Неважно. Главное, что в тот вечер Марина привела ее в клуб, где Поля встретила его.
— Обалдел, поди, от русской красоты.
— Откуда ты знаешь, что он америкос?
— Да ты что? — выпучила глаза Марина. — Он не просто америкос, он еще и миллионер. Его отец — медийный магнат, а сам он продюсирует какой‑то блокбастер. А знаешь, зачем он в Москву приехал?
— Зачем?
— Ему нужна актриса на главную роль! По сюжету она русская! — торжествующе воскликнула Марина. — И угадай, кого пропихнули на кастинг?
— Судя по твоему лукавому виду, тебя, — улыбнулась Поля.
— Вот именно! — По Марининой интонации можно было подумать, что кастинг ею уже успешно пройден.
Возможно, так оно и было. Марина вечно путалась с какими‑то бандитами, таким ничего не стоит подсидеть Пенелопу Крус и водрузить на ее место такую вот Маринку Иванову, которая сначала сольется в экстазе с Брэдом Питтом, а в титрах не забудет передать привет Толяну, Коляну и светлой памяти погибшего в перестрелке Вована.
Наверное, Роберт так и остался бы для нее одноразовым впечатлением, если бы Марина не произнесла роковую фразу:
— А хочешь, поехали со мной? Будет весело!
От скуки ли или потому что неписаный закон городского выживания гласит: чем больше у светской девушки знакомств, тем больше у нее шансов, Полина согласилась. Не подозревая о том, что это равнодушное «да» еще много раз сыграет против нее — одинокими ночами, когда она точно знала, что он греет постель костлявым Мисс Хрен Знает Что, удушающими приступами ревности, экспериментами с алкоголем, нерожденным ребенком и внезапно принятым решением больше никогда не пытаться завести детей.
В тот момент они оба еще были самими собою. Роберт — веселым бабником в белой футболке, Полина — холодной принцессой серого города, который отбирает надежду гораздо чаще, чем ее дает.
Она и сама не поняла, что же произошло. Ее сознание не нащупало ту отправную точку, с которой стартовала катастрофа.
Будничное утро, привычная серость за окном, хлюпающая слякоть вцепилась в сапоги, как колорадский жук в картофельный лист. Стоя в пробке на Ленинском, она тысячу раз пожалела о том, что поддалась на Маринкину провокацию. Ну разве ей может быть интересно понаблюдать за тем, как обнаглевший голливудский мужлан пошлет к черту тридцатипятилетнюю русскую актрису, возомнившую, что она может сыграть студентку колледжа?
Про студентку ей Марина рассказала утром, по телефону. Русская студентка по гранту приезжает в американский колледж, где сталкивается со снобизмом, ксенофобией и чуть ли не некрофилией: вот в чем заключался сюжет фильма, с помощью которого Марина Иванова надеялась прорваться на обложку американского «In Style».
— А ты уверена… Нет, я ничего не хочу сказать, но… Марин, ты ж взрослая баба, а там совсем свежее лицо нужно, — попробовала образумить ее Полина.
Но разве можно образумить почуявшего сметану кота?
— Ерунда. Я специально сделала химический пилинг, если снимать через чулок, сойду и за пятнадцатилетнюю.
— Как это, через чулок? — Поля не знала, смеяться ей или плакать.
— Говорят, Гурченко через капроновый чулок снимают. А что, стильный ход.
Конечно, все получилось так, как и предполагала Полина. На кастинг явилось больше сотни приятно возбужденных актрис, почти все они были намного моложе и красивее Марины, ради удовлетворения амбиций были готовы на все, и это емкое ВСЕ сочилось из их нахальных порочных глаз, угадывалось в очертаниях их затянутых в дорогое белье грудей, звало, манило, орало о доступности.
Роберту хватило одного беглого взгляда, скользнувшего по Марининому лицу, чтобы понять: ей не видать даже фотопробы.
Утренний Роберт понравился Поле гораздо больше, чем ночной. Она вдруг разглядела, что концентрированный мачизм, показавшийся ей при тусклом освещении ночного клуба бездарной материализацией кризиса среднего возраста, на самом деле и есть его внутренняя сущность. Он был мужчиной, мужиком в самом первобытном значении этого слова, бездонным сосудом тестостерона. Сердце кольнула прохладная мятная игла, никогда в жизни близость мужчины, чужого мужчины, незнакомого, так не действовала на Полину.
Должно быть, он почувствовал это на гормональном уровне, как кобель за много километров чует течную суку.
Во всяком случае, на Полином лице его взгляд задержался несколько дольше, чем на Маринином.
— Вы тоже на кастинг?
— Нет, я из группы поддержки, — улыбнулась она. И почувствовала резкий толчок в бок, Марина намекала о том, что настал момент проявить чистую женскую дружбу. — Актриса — моя подруга. Может быть, все‑таки позволите ей пройти фотопробы? У нее интересное лицо, гамма эмоций.
Она всегда неуютно чувствовала себя в роли просительницы.
— К сожалению, ваш типаж не подходит, — вежливо улыбнулся он приосанившейся Марине. — А вот вы… Может быть, пообедаем? Я проголодался, мне нужен перерыв.
Никогда в жизни Полина не откликалась на призывы такого рода, считала, что подчиниться подобной провокации могут только женщины определенного сорта, дешевки. Он говорил что‑то нейтральное, о ближайшем суши‑баре, где можно съесть свежий акулий стейк. Но его глаза говорили, что на самом деле это приглашение к любви. Полина никогда не уважала таких вот самцов, считала, что от них одни проблемы. А тут — словно ее приворожили, околдовали, лишили воли, оставив способность глупо улыбаться и мелко трясти головой, выражая согласие.
Маринка на нее обиделась. Она считала, что по законам дружбы Поля должна была отказать. Причем желательно в самой невежливой из возможных форм.
Полина никогда не верила в любовь с первого взгляда, пока не ощутила ее волшебную химию на себе самой. Роберт объявил перерыв, и они отправились в ресторан. Дожидающиеся своей очереди актрисы неприязненно смотрели ей вслед. Полине было все равно; она чувствовала себя так, словно ей снова семнадцать.
Они едва успели заказать сливовое вино (при этом Поля нарушила еще одно правило — не пить на первом свидании), а она уже была очарована Робертом. Им едва успели принести закуски, а она уже чувствовала горячую пульсацию внизу живота, ей вдруг захотелось узнать его запах и вкус, услышать приглушенное «о‑о», которое вырвется из его губ на самом пике наслаждения. Под столом она нервно крутила ногой. Густой рыбный запах щекотал ее ноздри, но у Полины пропал аппетит. Семнадцать
