белье, пуховое одеяло и две подушки. Наташа поднялась и помогла застелить постель. Вид обнаженной женщины, готовящей ложе любви, опять начал пробуждать успокоившиеся было инстинкты самца. Что и говорить обнаженная она выглядела сногсшибательно. Я опять начал жаждать ее. Мы легли и накрылись одеялом. Прижал ее к себе.
– Тебе было хорошо, радость моя? – спросил я, очень надеясь на положительный ответ.
– Очень хорошо, Юрочка. Мне даже в голову не приходило, что здесь мне может быть, хоть как – нибудь хорошо. А ты? Что чувствовал, ты?
– Так хорошо, как с тобой мне не было ни с одной женщиной. Даже не буду пытаться найти этому объяснения. Ты самая лучшая из тех, кто был у меня когда-либо. Давай останемся здесь, и проведем остаток жизни, не вылезая из постели.
– Не надо так говорить, пожалуйста.
– Да, что ты. Я просто шутить пытаюсь. Сейчас передохнем и тронемся в путь. Прочь из этого ужасного места.
Я лег на спину. Сейчас как – никогда хотелось выкурить сигарету. Она повозилась и устроилась головой у меня на плече. Ее рука блуждала, гладя меня по животу. Какие бы нибыло мысли, опять стали покидать мое бренное тело.
– Юра, я хочу тебе одну вещь сказать. Но не знаю, как ты на нее отреагируешь, – сказала она, продолжая гладить меня по животу. Ее рука спускалась все ближе и ближе к возможному эпицентру ядерного взрыва. А он, этот эпицентр был уже почти готов. Поэтому, все мои реакции сводились к одному, предугадать которую труда не составляло. Я был топленое масло.
– Милая, какая у меня может быть реакция? Говори, у нас друг от друга больше не может быть секретов. – Она помолчала, я уже начал беспокоиться, когда Наташа прервала затянувшуюся паузу.
– Юрочка, знаешь, у меня перед всем этим была задержка. И хотя сейчас она продолжается, но больше никаких симптомов беременности я не замечаю.
Когда она это произнесла, ее рука находилась непосредственно на боеголовке. Очень грамотно!!! Однако слова вернули в реальность даже такого сладострастного кота, как я. Вот черт, только этого не хватало. Симптомов она, понимаешь, не обнаруживает. И время выбрала очень точно. Как после этого не упрекнуть весь женский род в коварстве?! Но рука, которая по – прежнему, занималась подготовкой ядерного взрыва, направила мысли в другое русло. Да, нет. Зачем я так! Она теперь моя женщина, если и не любит меня, то я являюсь для нее единственной надеждой. Она ищет во мне поддержки, участия. А я только и занимаюсь, подсчетом проблем, которые она создала своим появлением в моей жизни. Эгоист. Циничный эгоист! В этот момент пика самокритики ее рука перестала делать плавные движения и замерла. Очевидно, Наташу насторожила моя, затянувшееся реакция. Поток самокритики сразу приостановился. Почему сказала это именно сейчас, когда я зацепился за нее одним местом. Но рука вернулась на исходную позицию, резко оборвал себя. Ладно, ладно, ладно, ладно, подумаем об этом потом…
– Наташа, я думаю у тебя не должно быть поводов для беспокойства. Мы убедились в том, что время здесь идет по-другому. И твоя беременность, если она существует, вряд ли напомнит о себе до тех пор, пока мы не выберемся отсюда. Когда выберемся, посмотрим. Даже если это не так, с некоторых пор последнее время я ловил себя на мысли: а, не попробовать ли себя в качестве отца? Правда, не было достойных кандидатур на роль матери. Сейчас не совсем идеальная ситуация, но все остальное меня устраивает. Не волнуйся об этом. Будет день и будет пища, для размышлений. Давай еще по глотку вина, и поспим, путь нам предстоит не близкий.
Я дотянулся. Не вставая с дивана, достал бокал, передал ей. Потом взял свой.
– Ну, за нас!!! Пошли нам, кто – нибудь хороший, удачу! – Мы выпили. Поставили бокалы. Потом долго – долго любили друг друга, выпав из ужасной реальности, в которой не было времени. Когда силы иссякли, мы уснули. Она лежала на боку в позе эмбриона, а я сзади пытался закрыть ее от всего своим телом.
Глава 2.
Путешествие к мосту, как и предполагал, начали очень медленно. Теперь у меня было больше оснований избегать опасностей, чем раньше. Не могу сказать, что полюбил Наташу. Для этого действительно был слишком циничным. Но мое отношение к ней стало другим. Более бережным. Каменноостровский проспект был почти неразрушен. Если бы не обилие мертвецов, которые впрочем, все меньше и меньше бросались в глаза, можно было бы подумать, что город просто уснул. Двигались с повышенной бдительностью и осторожностью. В тени домов, от укромного места, к укромному месту. Стояла абсолютная тишина. Как в немом кино перемещались, словно под перекрестным огнем. Прятались в подъезде или подворотне очередного дома. Переводили там дух. За это время я намечал следующий отрезок пути. Главное, возможные убежища, в которых можно спрятаться в случае возникновения хоть малейшего намека на опасность. Подворотня, подъезд, ниша, и так далее с каждым шагом все ближе и ближе к реке. Постепенно отсутствие явной опасности прогнало настороженность. Переходы становились все длиннее и длиннее. Мы миновали площадь, которая недолго именовалась Австрийской. Спрятались в нише, в которой размещалась большая двухстворчатая дверь. Я выглянул и почему – то посмотрел назад, на тот путь, который преодолели. Наташка, стояла позади, вдруг дернула меня за рукав и прошептала:
– Юра, смотри собаки, – я повернулся и проследил взглядом направление, в котором показывала ее рука. Зрелище, представшее перед моим взором, было настолько потрясающем, что во всем богатом и многообразном русском языке не найти слов, что бы обозначить его.
– Это не собаки, Наташа. Это крысы, – таким же шепотом ответил ей.
– Боже, какие они огромные! – Наташа уже не удивлялась. Она боялась, очень боялась. Я пытался не отстать от нее. На противоположной стороне проспекта, как на параде, шла колонна, состоявшая из девяти крыс. Нас разделяло по диагонали метров тридцать не больше. Это расстояние неумолимо сокращалось. Крысы шли строем. Впереди, очевидно, командирша. Она отличалась от остальных размером. Была меньше, чем другие. И цветом. Крыса была черная, в то время как остальные были серо-бурые. Та, которая шла впереди, была похожа на перевернутую клизму, с очень длинным хвостом. Черная была вся такая упитанная и шарообразная. Остальные шли парами друг за другом. Последние были как бы запряжены во что – то. Когда расстояние сократилось, я увидел, что крайняя пара вцепилась зубами в края материи, очень похожей на офицерскую плащ– палатку. На ней что– то лежало, и ноша этих волокуш была не из легких. Я уже мог разобрать выражение их морд. Если можно это так назвать. Это выражение очень мне не понравилось. Оно было слишком разумным и каким то целеустремленным. Расстояние все сокращалось и сокращалось.
– Юрочка, мне страшно, – Наташа прижалась к моему рюкзаку, вцепившись в него обоими руками. Почти вытолкнула меня из ниши:
– Что они тащат, Юра?
– У меня нет никакого желания выяснять это. Пока они вроде не видят нас, или не обращают внимания и слава Аллаху!!!
Мое состояние тоже можно назвать шоком. Видеть огромных крыс размером, превосходящим габариты матерого кота! Грызунов, которые маршируют строем, да и еще что– то тащат. Это может повергнуть в коматозное состояние людей и с более крепким самооблоданием, чем у нас. Чересчур, по моему мнению, они выглядели умными. Но Наташка, кажется, еще более испугана, чем я. Надо попытаться поддержать моего деморализованного спутника. Тихо сказал:
– Наташенька у них, наверное, новоселье. Просто мыши переезжают на новую квартиру. Ну чего ты испугалась?…
Первая крыса, словно услышала меня. Колонна находилась уже почти напротив нас. Мать – командирша резко остановилась и повернулась к своим сопровождающим. Какое-то время гримасничала, дергала носом и длинным хвостом, Со стороны, точно отдавала какие-то приказания своим подчиненным. Плавно повернула голову в нашу сторону и, не мигая, уперлась взглядом.
– Ой, – тоненько, но почти во весь голос сказала Наташа. Я полностью разделял ее мнение по этому вопросу. Спутники изучавшей нас крысы стояли не шевелясь. Словно каменные изваяния. На нас не
