Невзирая на возникшие сложности, Рембо все же отправляется в путь: в середине декабря караван выступает из Таджуры и после месячного перехода прибывает в Харар. Это жалкое поселение из нескольких десятков мазанок — половина принадлежит данакилам, другую половину занимают исса. Данакилы не скрывают своей ненависти к 'франги' и исполняют воинственные танцы на виду у каравана.
Впрочем, все обошлось благополучно, и караван двинулся дальше, по широкой равнине вулканического происхождения. Река Хаваш считалась границей между владениями кочевых племен и царством Менелика. Дорога к Анкоберу шла через горы — на высоте от тысячи до трех тысяч метров над уровнем моря. 6 февраля 1887 года караван достиг цели после шести с лишним недель пути. Царское 'гэби' Менелика преставляло собой множество хижин, опоясанных плетеной оградой. Но самого Менелика здесь не было: пока Рембо продвигался вперед со своим караваном, в Абиссинии произошли весьма важные события, повлиявшие на жизнь всей страны. В результате дерзкого налета Менелик завоевал Харар: 30 января он одержал полную победу над египетским гарнизоном, и теперь ему принадлежали восточные горы — вся территории племени галла. Своей резиденцией Менелик избрал Антото — древнюю столицу Шоа, позднее переименованную в Аддис-Абебу. Обо всем этом подробно написал марсельский путешественник Жюль Борелли в своем дневнике, где упомянул и Рембо. 9 февраля 1887 года он сделал следующую запись:
'Из Таджуры прибыл с караваном французский негоциант Рембо. У него было в пути немало неприятностей. Вечно одно и то же. Непослушание, алчность и вероломство охраны, козни и засады со стороны адалов; недостаток воды, вечные вымогательства погонщиков верблюдов… Наш соотечественник знает арабский и изъясняется на амхарском и диалекте оромо. Он неутомим. Его способность к языкам, огромная сила воли и уменье, с каким он терпеливо переносит любые испытания, делают из него прекрасного путешественника'.
В своих жалобах на 'местных' Борелли не был одинок: сходными обвинениями в частности, были переполнены и письма Рембо — почти в каждом из них он поминает недобрым словом 'тупых негров'.
Желая повидать короля, Рембо отправился в Антото. По свидетельству современников Рембо (Солейе и Борелли), тогда это был дикарский поселок. Жан Мари Карре не пожалел черных красок для описания Менелика: 'Честолюбивый деспот, торгаш и плут, недобросовестность которого вошла в поговорку, его упрямая недоверчивая супруга, относящаяся враждебно к европейцам, алчные вероломные придворные, колеблющиеся между фетишистскими суевериями и извращенным христианством, несколько колдунов, один или два коптских священника, шесть-семь европейцев, в том числе три швейцарца, инженер, механик, столяр и три французских купца — таково население королевского 'гэби'.
Арденнский биограф явно слишком доверился Солейе и Борелли: это произошло по причине непомерной любви к Рембо — разумеется, Менелик был отъявленным мерзавцем, ибо посмел объегорить гениального французского поэта. На самом деле Менелик был личностью весьма интересной и обладал очень живописной внешностью. Умное лицо в оспинах, хитрый и проницательный взгляд, великолепные зубы — на это прежде всего обращали внимание европейские гости. Рембо, естественно, было не до наблюдений: трудная экспедиция завершалась крайне неудачно. Люди Менелика забрали привезенные ружья, но как только разговор зашел об оплате, король притворился глухим и скрылся в своей мазанке.
Дни шли за днями. Наконец, Менелик согласился оплатить часть товара, взыскав остальное в свою пользу, поскольку Лабатю (недавно скончавшийся компаньон) остался ему должен. Рембо направил жалобу французскому консулу:
'Меня осаждала шайка лжекредиторов Лабатю, которым король дал полную волю… меня замучила его абиссинская семья, исступленно требовавшая вернуть наследство и не желавшая признавать, что я полностью расплатился, поэтому, опасаясь лишиться всего, я принял решение покинуть Шоа и сумел получить у Менелика вексель на имя наместника Харара, деджача Меконена, [79] который должен возместить мне 9000 талеров — все, что у меня осталось после того, как Менелик украл мои 3000 талеров и назначил смехотворную цену за мой товар'.
Рембо был абсолютно убежден, что имеет дело с 'лжекредиторами' — в действительности же Лабатю просто не счел нужным предупредить своего компаньона. Вдобавок, Рембо сам испортил дело своей заносчивостью, о чем можно судить по ответу консула:
'Я убедился из переданных мне вами счетов, что действительно эта коммерческая операция была для вас убыточна и что вы не колеблясь поступились своими правами в целях удовлетворения кредиторов покойного Лабатю, но я имел также случай убедиться из показаний европейцев, прибывших из Шоа и на которых вы сослались в качестве свидетелей, что ваши потери, быть может, были бы менее чувствительны, если бы вы, подобно другим негоциантам, поддерживающим торговые сношения с абиссинскими властями, согласились или смогли учитывать некоторые особенности тамошнего населения и его правителей'.
Консул ошибался, говоря, будто Рембо 'не колеблясь поступился своими правами' — напротив, он слишком долго не желал признавать сам факт долга и тем самым осложнил свое положение. Впрочем, в письме к родным от 23 августа 1887 года он описывает перипетии этого дела несколько иначе:
'Дорогие друзья,
Мое путешествие в Абиссинию завершилось.
Я уже объяснял вам, с какими большими трудностями столкнулся в Шоа после смерти моего компаньона и в связи с его наследством. Меня заставили заплатить его долги дважды, и я с большим трудом спас свои вложения в это предпиятие. Если бы мой компаньон не умер, я бы заработал тридцать тысяч франков; а сейчас у меня всего лишь пятнадцать тысяч, и это после двух лет ужасающих тягот! Как же мне не везет!'
Наконец, в письме к Бардею от 26 августа Рембо изложил сразу две версии выплаты 'долгов Лабатю':
'Дела мои обернулись очень плохо, и какое-то время я опасался, что вернусь без единого талера; там на меня накинулась шайка лжекредиторов Лабатю во главе с Менеликом, который обокрал меня от его имени на 3000 талеров. (…) Дела мои пошли плохо, потому что я связался с этим идиотом Лабатю, который, в довершение всех несчастий, умер, из-за чего на меня в Шоа насело все его семейство и все его кредиторы; поэтому я вышел из дела с сущими крохами — меньше того, что мне пришлось внести. Сам я ничего не могу предпринять, у меня нет капитала'.
Итак, экспедиция в Шоа завершилась крайне неудачно, но Рембо удалось отчасти поправить свои дела на рынке в Антото, где он скупил у туземцев кожи за соль, собранную на берегу Ассальского озера. Два месяца спустя он отправился в Харар вместе с Борелли. Последний описал это путешествие в дневнике, сопроводив свой рассказ живописными подробностями. Рембо в письме к Бардею от 26 августа был куда более сух и лаконичен, но некоторые факты заслуживают внимания: анкоберского проводника, который отказался идти через земли враждебных племен, Рембо увел с собой под дулом пистолета; когда туземцы устремлялись к яме, заполненной водой, 'франги' всякий раз хлестал их бичом, чтобы заставить дать корм и воду мулам. На двадцатый день пути караван прибыл к Чаланко: четыре месяца назад Менелик истребил здесь египетский гарнизон, поэтому всюду валялись скелеты и черепа. Здесь же росло дерево, под которым в 1881 году туземцы убили французского купца Люсеро. Однако такие мелочи совершенно не интересовали Рембо: его мысли целиком были заняты коммерцией.
21 мая 1887 года, после трех лет отсутствия, Рембо вернулся в Харар. Биографы говорят обычно, что это путешествие принесло больше пользы науке, чем ему самому. 'Наука' могла воспользоваться следующими сведениями: Рембо установил, что дорога, идущая от побережья в Антото через пустынные плато, слишком опасна (из-за живущих по соседству данакилов) и труднопроходима; что разработка соли на Ассальском озере (идея принадлежала нескольким французским предпринимателям) чересчур трудоемка и не сулит большой выгоды; что обратный маршрут из Антото в Харар пролегает по пастбищам и лесам, населенным не столь дикими племенами. Этим путем Рембо и Борелли воспользовались впервые: 'Таким образом, путь в Абиссинию отныне твердо намечен: он идет от Сомалийского побережья через Харар к столице Менелика, и именно в этом направлении позднее будет проведена первая в Эфиопии железная дорога'.
Харар сильно изменился за время отсутствия Рембо. Теперь здесь правит деджач Меконен — наместник Менелика. Завоевание Харара принесло королю Шоа большую выгоду: из Огадена и Сомали сюда идут кофе, каучук, душистые масла, слоновая кость и золото. Торговля снова расцветает. Как выразился сам Рембо, 'здесь есть на чем заработать'.
Однако он не сразу принимается за дело и отправляется в Каир с целью немного отдохнуть. Именно
