— Он идёт по нашим следам, — обречённо прошептала Айна.
— По таким следам — грех не идти, — пробормотал себе под нос Ник, с укором посмотрев на широченные чёрные колёса ни в чём не виновного 'багги'…
Глава девятнадцатая
Чукотский импрессионизм в стиле 'багги'
Эхо в рассветной тундре — вещь особенная. Отдельные звуки, богатые высокими звонкими нотами, могут разноситься на многие десятки километров.
— Ему до нас — четыре оленьих перехода, — уверенно определила Айна.
Следовательно, ньянг находился от них на расстоянии километров семидесяти пяти — восьмидесяти. Да и не может он постоянно «бегом» передвигаться по болотистой тундре, небось, рысит себе, не торопясь, делая километров по десять-двенадцать в час, причём не по прямой линии, а рваными зигзагами.
Есть ещё, бесспорно, целая куча времени, но только не на сон…
Успеем ещё выспаться когда-нибудь потом, на пенсии уже, или на том свете…
Залили в бензобак «багги» горючего. Всё, первая бочка закончилась, что не могло не вызвать озабоченности: один бог только знает, сколько ещё ехать осталось до лагеря Вырвиглаза.
Ник сильно не газовал, ехал вперёд со средней скоростью, по сторонам мельком посматривал, вспоминал старое.
Это было, кажется, в 1998 году, в самом начале весны, где-то в середине марта месяца. Тогда они с Саней Малковым пошли на зайцев поохотиться. Юнтоловский разлив — место знатное, заячье, для тех, кто понимает. Узенькие протоки, переплетающиеся друг с другом, камыши жёлтые, высоченные, тут и там встающие стеной. И весь снег вокруг этих камышей густо так заячьими следами помечен: петли, пересекающие друг друга, восьмёрки, спирали оригинальной геометрии…
Сложно такие замысловатые следы распутывать, запросто можно по ложному отвороту уйти, сделать круг да и вернуться обратно — к месту старта. Опять всё заново начинаешь, дальше идёшь по следу, стараясь многохитрые узоры разгадать. Завлекательное это дело.
Но есть у зайца слабое место: он никогда со своей тропы не сходит — напетляет, накружит, потом рядом со своими следами и устроит лёжку. Поэтому если повезёт, то всегда можно на него, родимого, выйти, поднять. Если ружьё вовремя вскинуть успел да не промахнулся, то вот он — трофей ушастый, висит себе на поясе у удачливого охотника.
Тогда они с Саньком по три упитанных зайца на брата взяли.
А что если эту заячью ошибку не повторять? Накружить, всю местность следами изощрёнными изрисовать, а в конце — незаметно в сторону спрыгнуть?
Пусть потом ходит, дурачок здоровущий, распутывает те петли, ищет своих упитанных зайцев, пока не надоест. Как говорится, 'заблудились, мишки, заплутали'…
Машина ехала вдоль каменистого покатого склона, переваливаясь с бока на бок, когда то под одним колесом, то под другим оказывались крупные кочки.
Это происходило из-за того, что Ник почти совсем не смотрел на дорогу, он внимательно изучал склон, выискивая место, где можно будет соскочить с 'заячьей тропы'.
Вот и отличное место, даже идеальное, если не привередничать: покатая седловина в теле холма, при этом узкий каменный «язык», состоящий из щебня и прочего разноразмерного крошева, стекал из седловины в тундру на добрую сотню метров.
— Всё, господа хорошие, освобождайте авто! — шутливо обратился Ник к пассажирам, занимающим заднее сиденье. — Часа два у вас будет свободного времени. Можете погулять по окрестностям, полюбоваться местными достопримечательностями. Хотите — спать ложитесь или, наоборот, утехам предавайтесь сладостным. Ваше дело. Ну, выметайтесь из машины!
Сизый забрал из прицепа брезент, оленью шкуру, канистру с водой и кусок вяленой моржатины.
Хороший выбор, да и намерения — читаемы и прозрачны. Что тут поделаешь, дело-то молодое!
Ник задумчиво оглядел близлежащую тундру, словно художник — полотно чистого холста. Жаль, не было с собой какого-нибудь листа бумаги и огрызка карандаша, предварительный эскиз совсем бы не помешал. Ладно, попробуем всё в памяти зафиксировать.
Первым делом рисуем узкую петлю вокруг той кочки, из которой олений рог торчит, дальше уходим по правой спирали, делаем три витка, переезжаем через то болотце, снова крутим спираль, там — восьмёрка между ёлочек, даём задний ход…
Общая картинка неплохо в голове укладывалась, главное — грамотно завершающую часть программы продумать, чтобы его возвращение к месту старта в глаза не бросалось.
Отцепил прицеп, уселся на привычное место, на всякий случай прогрел двигатель, зачем-то попрыгал на сиденье, обернулся, ожидая услышать от благодарных зрителей подбадривающие слова, но этих зрителей вблизи не наблюдалось, видимо, укрылись от посторонних нескромных глаз в ближайшем куруманнике.
Осторожно съехал с каменного языка и вдавил педаль газа: не то чтобы до упора, но солидно так, по-взрослому. Решил, что эти заячьи петли сподручней будет на приличной скорости выписывать, да и достоверней должно получиться. Самозабвенно крутил баранку туда-сюда, отмечая пройденные, намеченные ранее этапы: узкая петля, пошла спираль — первый виток, второй, третий, рывок через болотце, снова спираль, но уже в другую сторону, восьмёрка….
Грязь летела из-под колёс серым изысканным веером, надсадно, словно гигантский шмель, гудел двигатель, кружилась голова — то ли от творческого возбуждения, то ли от крутых поворотов. Ник испытывал самое настоящее наслаждение от этого необычного процесса, как будто на самом деле создавал некое произведение искусства, а может быть, даже целое новое направление.
'Чукотский импрессионизм в стиле «багги» — в натуре' — чем плохое название для нового течения постмодернизма?
Вот пролетит над этим художественным полотном на своём верном АНТ-4 мужественный Маврикий Слепцов, что он подумает? О чём начальству доложит? Что подумает и о чём доложит — вопросы несложные совсем. Подумает, что хрень какая-то. И докладывать вовсе ничего не будет — дабы не обвинили в пьянстве за штурвалом самолёта. А вот девчонкам лапшу на уши знатную будет вешать, мол, 'видел вчера в тундре огромную змею, куда там анакондам, что в джунглях обитают! Во много раз крупнее их. Ползёт эта змея по болотам, всех, кто под руку подворачивается, хватает и, не жуя, глотает. Нет от неё никому спасения! А из пасти — пламя пышет!'. Девчонки будут глупо хихикать и строить Мавру глазки…
Сделав последнюю широкую петлю, проехал вперёд по тундре, на этот раз строго по прямой, ещё метров семьсот, остановился, перекурил, не вылезая из машины, взглянул на небо.
Погода неуклонно продолжала портиться, облака уже почернели местами, опустились ещё ниже. Ныла ушибленная коленка, пульсировала рана на плече, знать, атмосферное давление падало, обещая скорый дождик. Дождик, это совсем и не плохо, он все лишние следы смоет, но и нежелательную простуду может сосватать.
Ник повернул ключ зажигания, переключил скорость и задним ходом, стараясь не разрушать стенок колеи, поехал обратно.
Аккуратно въехал по хитрой последней петле до нужного, «ключевого» узла, снова переключил скорость и уже нормально, передом, отправился к начальной точке маршрута.
'Багги' медленно-медленно, не оставляя ни малейших следов, проехал последние метры по мелким камешкам «языка». Ник плавно повернул руль, машина въехала передними колёсами на седловину, где пришлось остановиться — надо было прицеп на место вернуть.
Смущённо отводя глаза в сторону, подошли счастливые молодожёны.
Лёха, судя по всему, до сих пор пребывал в ином измерении, глупо улыбался и явно был не готов к серьёзному восприятию действительности. Айна же сразу оценила произошедшие перемены. Взобралась на высоченный валун, оглядела абстракционистские спирали и петли, нарисованные по многострадальному телу
