Мать моржовую в печень! Вокруг трёх яранг на земле беспорядочно лежали тела людей, собак, оленей, даже не тела, а обрывки, части тел.
Кругом — лужи крови, внутренности, какие-то тряпки, шкуры, обломки досок, помятые кастрюли, котелки…
Вот оно даже как. Монстр, наверное, ночью подобрался к стойбищу и напал. Убивал всех, кто попадался ему на пути, рвал на части, крушил всё и вся. Пять яранг снёс до основания, а три оставил — видимо, устал.
Возвращая Айне подзорную трубу, Ник с удивлением отметил, что никаких признаков истерики, или даже нервного срыва, на лице девушки и в помине не было. Наоборот, спокойное такое лицо, строгое. Глаза — без единой слезинки, равнодушные, со стальным отливом.
Вот так вот и становятся стойкими оловянными солдатиками, бойцами без страха и упрёка.
Хорошо это? Плохо? Кто знает?
— Ну что, подельник? — спросил Ник у подошедшего Сизого. — Говоришь, что боевик, он же диверсант — хорошая работа? Только вот крови очень много льётся во время этой работы. Безвинной в том числе. Не находишь?
— Ладно тебе, начальник, — нахмурился Лёха. — Я ведь не мальчик маленький, знал, на что шёл. И сейчас знаю. Только ещё лучше. Всё крепче понимаю. Так что не лечи ты меня, голуба, не трави душу.
— Командир, — позвала Айна. — Иди сюда. Он здесь. На ручей смотри.
Ник поводил подзорной трубой вдоль русла, быстро нашёл искомое.
Из вод ручья поднялась на задние лапы знакомая черная пятиметровая фигура.
Ньянг потряс своей огромной башкой, посмотрел по сторонам, выбрался на берег, встал на четвереньки и неуклюже, смешно подбрасывая вверх широкий зад, целенаправленно затрусил по тундре — в очень правильно выбранном направлении…
Глава двадцатая
Владимир Ильич Вырвиглаз, 1875–1938
— Не сомневайтесь, ребята, успеем, — усердно крутя баранку, громко подбадривал Ник то ли Сизого и Айну, то ли себя. — По вертикальной скале этой неуклюжей скотине ни за что не вскарабкаться, нашим путём пойдёт. А это — не ближний свет! Успеем до лагеря доехать, а там и стволов хватает, и гранат много должно быть. Встретим, голубчика, что называется — во всеоружии! На части мелкие порвём!
— А не заблудимся опять, как давеча? — язвительно поинтересовался Сизый.
Ник даже возмутился:
— За кого ты меня принимаешь? У меня вся эта чукотская «карта» перед глазами стоит, как живая! Вчера же туман был, вот и сбились с дороги. А сегодня погода отличная, часа за четыре доедем!
Погода действительно шикарная стояла: в меру тепло, солнечно, на голубом небе — ни единого облачка. Вот только ветерок очень неприятный — в лицо. Не в том дело, что волосы взъерошивает, причёску портит, а в том, что запах человеческий несёт навстречу ньянгу.
Хотя, судя по всему, этот монстр и без всякого запаха их где угодно, даже на Луне найдёт. Найдёт и слопает, не поморщившись ни разу.
Так что только один выход оставался — замочить этого ублюдка, к растакой-то матери!
Ехали долго и скучно: ложбинки, каменистые плато, скользкие осыпи, всё вверх и вверх, на встречу с небом.
Преодолевая очередной перевал, Ник услышал вдали странный гул: будто впереди гигантский двигатель работал, гораздо более мощный, чем тот, что на их «багги» был установлен.
Стали с перевала спускаться — гул всё громче, громче…
Ник остановил машину, прошёл вперёд по курсу движения. Метров через сто вышел на обрывистый берег горного каньона.
Внизу бушевал водный поток: сплошные буруны и водопады, вдоль берегов белая пена пузырилась — метровыми полосами. А сам каньон не очень и широким был — приблизительно метров сто двадцать.
— Вот она, река Белая! — объявил Ник. — Правильное дали ей название, соответствующее действительности.
Вдоль берега реки поехали, вниз по течению, в полном соответствии с шаманской 'картой'.
Через час Сизый тронул Ника за плечо:
— Начальник, Айна говорит, что дымком пахнет, жильё близко совсем, ты уж сбрось скорость на всякий случай — мало ли что ребятишки могут подумать при виде нашей колымаги необычной.
Тут он прав, те же чукчи тогда, при подъезде к стойбищу, чуть пальбу не устроили.
Вот и лагерь показался: на противоположном берегу палатки брезентовые выстроились в ряд, костерок дымит по-домашнему, между берегами реки переброшен подвесной мостик — хлипкий и непрезентабельный.
Проехав за подвесной мост, Ник остановил машину, но выбраться из неё уже не успел.
Четверо молоденьких солдат во главе с бравым старшиной выскочили из ближайшего куруманника, словно чертята из табакерки, дружно ощетинились трёхлинейками.
— Всем стоять! Руки за голову! Будем стрелять на поражение! — весело рявкнул бравый старшина.
Ник и Айна покладисто выполнили команду, а Сизый, как всегда, закочевряжился:
— Ты, борзый, потише — на поворотах крутых. Как бы пожалеть потом не пришлось…
Старшина оказался не из робкого десятка — тут же пальнул из своей трёхлинейки, пуля у Сизого над головой сантиметрах в тридцати прошла, пришлось Лёхе тоже грабки вверх вскидывать.
— Меня Иванов зовут, Никита Андреевич, — миролюбиво представился Ник. — Специальное подразделение «Азимут», НКВД Советского Союза.
— Документы, удостоверения, опознавательные знаки имеются? — въедливо поинтересовался паренёк.
Ник медленно опустил вниз левую руку, распахнул полу кухлянки и продемонстрировал два опознавательных значка, закреплённых на внутренней стороне одежды: один свой, другой — конфискованный у Эйвэ.
Старшина опустил винтовку и вытянулся в струнку, моментально признав в Нике большого начальника, остальные солдатики тут же последовали примеру своего командира.
— Жду ваших приказаний, товарищ Иванов!
Логика старшины была понятна: 'Одна звезда на погоне — майор, две звезды — подполковник'.
— Мне срочно нужен Вырвиглаз, Владимир Ильич! Где я его могу найти? — спросил Ник.
— А вон он, сам к нам идёт, — старшина махнул в сторону рукой.
Действительно, со стороны круглого холма, торопливо, опираясь на суковатую палку и сильно припадая на правую ногу, вышагивал заметно постаревший Вырвиглаз.
— Профессор, калоша прохудившаяся! — благим матом завопил Сизый и сломя голову бросился на встречу старику.
— Здравствуйте, Алексей, здравствуйте, — хрипло бормотал Вырвиглаз, неуклюже трепыхаясь в Лёхиных медвежьих объятиях и с недоверием косясь на усталый 'багги'.
С Ником профессор тоже задушевно обнялся, в глаза заглянул:
— А вы, Никита, очень повзрослели. Глаза совсем другими стали, седина на висках. Трудно вам пришлось, хлебнули горюшка?
Ничего Ник ему не ответил, просто потёрся лбом о стариковское плечо, словно помощи попросил.
— Извините, мадмуазель, не знаю вашего имени, — оживился Вырвиглаз, заметив Айну. — Не имел чести быть представленным. Ваши спутники — известные шалопаи, забыли осуществить эту важную процедуру.
— Мой старый кореш, зовут его — Владимир Ильич. Ты его можешь запросто Ильичём называть, он
