- Я-а-а-а-а... - вопрос застает меня врасплох. Я действительно не умею думать. Я умею только разрушать. Мне незачем думать. Я разрушаю все, что оказывается в пределах моего броска, удара, укуса.- Ты-ы-ы-ы-ы... - без энтузиазма передразнивает Старый Викинг. - Не знаешь? Вот не знаешь, а берешься. Всюду лезешь, всюду протыриваешься. Поперед мозгов встреваешь. А я потом расхлебывай. Шла бы ты себе... в преисподнюю. Там тебе самое место. Там все ваши тусуются, только тебя и не хватает - как девушки года. Иди, иди, не морочь голову умным людям. И тут мне становится стыдно. Так стыдно за всю эту непомерную, тупую и бесполезную ярость. За все случаи, когда вместо разумного плана на место военных действий припиралась я и наводила своеобычный животный шухер... Я чувствую, как этот стыд разрушает меня, размалывает, растворяет. Мне дурно. Меня тошнит.А потом я исчезаю...Зато Старый Викинг остается. Ошарашенная и оглушенная. Вот, значит, как выглядит золотой запас твоей жизненной энергии: мегатонна чистой ярости, не сдерживаемой никакими правилами и страхами. В том числе и страхом смерти.По большому счету, это к нему ты шла, это с ним пыталась договориться, это его хотела изгнать. А диагноз, поставленный доктором-весельчаком...Какой рак, какой позвоночник? Где у героя фэнтези позвоночник - да и есть ли он вообще? Просто страхи набросились стаей и первым кровь тебе попортил лидер - страх смерти. Раньше ты рисковала собой, лезла на рожон, не пряталась за чужими спинами - так, словно не собиралась, а МОГЛА жить вечно. Потому что случайная смерть, смерть-не-наверняка не язвит душу так, как смерть предсказанная.Но вот тебе сказали: скоро. Жди. И ты перестала жить, ты начала ждать и бояться.Ну нет! Даже если все отведенное мне время я проведу берсерком с налитыми кровью глазами, грызущим край собственного щита от желания кого-нибудь убить - пусть будет так! Лишь бы не увязнуть в бесконечном вычитании дней из дней, часов из часов, минут из минут.Вот и получается, что двигаться нужно не к сроку, а к цели. Все очень просто.И незачем здесь торчать, незачем бродить среди паучьих сетей, которые качаются в сыром воздухе, словно колыбель, усыпляющая зародыш апокалипсиса.Исчезнув из опутанного смертью пространства, я без всякого перерыва возникаю в доме на Патриарших прудах. Нет, не надо припоминать нехорошую квартиру номер пятьдесят. Нехороших квартир там тьма, под самыми разными номерами. Даже сейчас, когда центр столицы - лакомый кусок и поле для бесконечных махинаций...И до сих пор встречаются характерные для старой Москвы Очень Страшные Помещения. Никаких тебе высоченных потолков и лепных карнизов, никаких арочных окон и резных балкончиков. Дешевые меблирашки для небогатых разночинцев - крохотные комнатки, дерьмовая вентиляция, окна-бойницы в полуметровой толще камня. Зимой - адский холод. Летом - адская жара. Домик-в-аду с квартирами для прижизненного наказания грешников. В таком вот месте я и очнулась. Словно после обморока. На узком холодном топчане у отсыревшей стены. Поеживаясь, села и прислушалась. В комнате царила полнейшая, невозможная для города темнота. Это и было страшнее всего - темнота, которую можно было набрать в ладонь, как воду.В городах не бывает темно. Даже если запереться в шкафу, вырубив во всем доме электричество, заткнуть уши и зажмурить глаза, все эти меры дадут лишь приблизительное представление о настоящей, плотной, наполненной темноте, за которой нужно ехать на природу. И ехать далеко. В пригороде ее не встретишь.Вокруг меня, собственно, уже не темнота, а тьма. Не просто отсутствие освещения, а скорее, присутствие чего-то, пожирающего любые капли света. Этим чем-то тьма настолько полна, что кажется материальной и хищной. Ее глупо не бояться. Даже если ты и в детстве не шарахался от темных углов и не спал с зажженным светом.Тьма уже сама по себе стресс для горожанина. Особенно такая тьма - не земная, а подгорная. Тьма, которая охотится на живое.Естественно, я не обрадовалась подобной «компании». Но и свет зажечь не пыталась. Мне отчего-то сразу стало ясно: не получится просто щелкнуть выключателем и вздохнуть спокойно. Свет надо было найти. Свет был там, где есть кто-то еще. И я пошла искать других.Вернее, другого. Я пошла искать Дубину. Я знала, что он опять попал в переплет. Нет. Мы оба попали.Где-то рядом раздавалось невыразимо гадкое, глумливое хихиканье и пение. Так поют и хихикают сумасшедшие, забывшие все слова на всех языках. Мычание, бормотание и нытье, периодически переходящие в тихий вой, потом снова в бормотание... Весь этот набор ужасающих звуков слышался буквально в двух шагах - и одновременно очень, очень далеко. Как минимум в конце коридора длиной в целый сердечный приступ.Вечность я брела, касаясь руками стены, на саундтрек из преисподней. Попутно надеясь, что проснусь окончательно, так никуда и не дойдя. Но я дошла.И в такой же комнате, как предыдущая, обнаружила их обоих. Дубину и Безумную Каргу.Я знаю, он называет меня Хитрая Дрянь. Я называю себя Старый Викинг. Тоже, если вдуматься, прозваньица неласковые. Хотя и с толикой самолюбования и уважения. А в этой, новой подруге, никакого самолюбования-уважения и в помине не было. Не существовало ругательного прозвища, которое описало бы ее гнусный облик и кошмарную суть. Пришлось ограничиться усеченным вариантом.Помните скульптуру Микеланджело «Пьета»? Откровенно говоря, на репродукции шедевр смотрится лучше. В жизни ему не хватает масштабности - маленькая женщина держит на коленях безжизненное тело маленького мужчины, совершенно потерявшись на фоне окружающей помпезности. И кажется, что у «Пьеты» какой-то бытовой вид. Бесхитростно- скромный. Среди ватиканской пышности ей не место.И точно так же Безумной Карге было не место ЗДЕСЬ. В нашем мире, где все же имеется какое-никакое добро. И разум. В подобном мире не место зрелищу, которое мне открылось. Этакой маниакально-злобной пародии на Микеланджело: ужасная старуха с выражением извращенной радости на елейно-подлой морде, держащая на коленях обвисшее тело убийцы. Убийцы и моего друга.Впервые за долгое время я подумала о нем. И поняла, что здесь не для спасения себя, а для спасения Дубины. Потому что не могу отдать его этому... существу. Не знаю, что Карге от Геркулеса надо, но я ей не позволю.Пока я соображала, каким оружием отбивать Дубину, Безумная Карга самозабвенно тянула свою тошнотворную песню. А может, заклинание. Я же не знаю, как звучат заклинания. Если так, то... я не хочу слышать ничего подобного. Никогда в своей жизни.Несмотря на бессмысленность речитатива, в голосе Безумной Карги отчетливо слышались издевательские нотки. Какие-то гнусные намеки, отвратительные подначки, мерзкие шуточки.Я не верю в абстрактное зло. Зло всегда конкретно. Оно направлено против ЭТОГО человека. Или ЭТОГО народа. Или ЭТОЙ цивилизации. Оно вонзается абордажными крючьями в живой человеческий мозг, выискивает слабые места - любовь, дружбу, надежду, уважение... Все те места, которые позволяют человеку быть человеком. И рвет их в клочья, превращая человека в зверя. Песенка Карги была как раз такой. Со стороны легко сказать: да плюнь ты на это! Забей! Не обращай внимания! Смирение паче гордости, бла-бла-бла... И почти невозможно последовать благому совету, когда орудие зла полосует тебя, а не другого.Не могу сказать, чтобы от бреда Карги тени сгустились или из-под мебели привидения поползли... Нет, все было куда прозаичней. Становилось все противнее и противнее, пока не затошнило. От этого ощущения я впала в бешенство и схватилась за первое, что под руку подвернулось - за спинку стула. Не то пытаясь удержаться на ногах, не то собираясь метать в Каргу предметы мебели. Одно было ясно: мое терпение на исходе.И тогда взгляд Карги изменился. Пропала гадостная хитреца и глумливая пронзительность. Появилось спокойная жестокость и терпеливое ожидание.А переменившись в лице, она обернулась ко мне и любезно кивнула: - Здравствуй, сестрица дорогая! Я аж темнотой захлебнулась: - К-к-к-кто-о-о? Карга подняла на меня глаза цвета плесени: - Ты в зеркало-то глянь. Но мне не требовалось зеркала. Я уже вспомнила, кто я есть. Ламия. Бешеная полузмея, чье сознание пронизано ненавистью, словно метастазами. Таково мое главное занятие - испытывать ненависть. И разогреваться до нужной кондиции. До кондиции разрушения.Все было на месте - хвостище, зубищи... Ядовитый воротник вокруг шеи тоже развернулся во всей красе и аж гудел от напора крови в сосудах. И противное чувство бессильной ярости прошло. Его сменило чувство сильной ярости. Я была в родной среде. В среде уничтожения всех и вся в пределах досягаемости.Щелкнув от переизбытка чувств зубами, я потянулась, растопырив пальцы. Потом принялась красивыми витками укладывать хвостик. Хвостик у меня был не коротенький - этак примерно метров двадцать... пять.- Ну как, ты уже вся здесь? - безмятежно поинтересовалась Безумная Карга. И я, приглядевшись к ней, поняла, что
