— «Угроза жизни».
— И что вы играете?
— Панк-рок. А вы демо-запись не слушали?
— Может, и слушали. Что, я всех помню? Могу вписать вас в концерт на двадцать третье — первыми — или на двадцать второе — последними. Условия в нашем клубе такие: группа выкупает пятнадцать билетов за половину цены. Это шестьдесят рублей. Вход по флаеру — сто двадцать, без флаера — сто пятьдесят. Хотите — продавайте за полную стоимость — тогда еще и наварите. Хотите — дешевле. Это ваше личное дело.
— А какие еще будут группы? Тоже панки?
— Не все. Ставить в концерт одних панков — с ума сойти можно. Разные группы — хард-рок, хеви- метал, альтернатива. Ладно, короче. На какой день вас вписывать?
— А без выкупа невозможно никак? Как-то это… Ну, коммерция явная…
— Нет, никак. Начинающих групп знаешь сколько? Заплатите за билеты — будет стимул народ привести. Кроме того, мы печатаем вам сотню флаеров и пятнадцать человек — с музыкантами вместе — проходят бесплатно.
— Ладно, впишите на двадцать третье.
В клубе пусто — концерты начинаются в семь, а сейчас половина пятого. На заднике сцены нарисован придурочный парень с гитарой, металлист восьмидесятых годов: в лосинах, кожаной куртке и с хаером. Я иду за жопастой девушкой в кофте «Metallica» — она открыла мне дверь.
Мы заходим в тесную комнату. В ней — офисный стол, компьютер и сейф. Девушка берет деньги, выдает мне билеты и флаеры. Заходит волосатый мужик в черной майке, брюхо висит над ремнем черных джинсов.
— Какая группа?
Голос знакомый, это с ним я говорил по телефону.
— «Угроза жизни».
— А помню, помню. Ну что, видел сцену? Видел аппарат? Мы — лучший клуб во всем городе. Я имею в виду, рок-клуб. Попса всякая не в счет. И мы, как видишь, не жадные, нет. Даем выступать молодым командам — вроде вас. На классном аппарате — звук, свет…
— …за выкуп билетов.
— Ну да, а что ты хотел? Нам ведь тоже жить надо. Деньги сами не приходят. Шоу-бизнес есть шоу- бизнес. Если на вас вдруг народ повалит — мы вам с радостью сольник здесь сделаем, без всякого уже выкупа. Наоборот — гонорар заплатим, от количества зрителей. Так что, давайте, дерзайте. Шансы у всех у вас есть. Не то, что раньше, при коммуняках — играть запрещали, за концерты винтили…
Я иду к выходу. В углу полутемного зала блестит бутылками бар. В соседней комнате стоят бильярдные столы.
Везде, во всех клубах, наверно, засели барыги, как этот пузатый. Можно и «демо» не делать, деньги не тратить. Можно вообще не уметь играть. Приди, заплати — и тебе разрешат поиграть. Но только зрителей сам приводи. Клубу ведь это не надо: он свои деньги получил.
Репетируем в «каморке» — крохотной комнатке за актовым залом техникума. В углу составлены один на один старые «нерабочие» усилители. Под потолком горит лампочка без абажура. Стены облеплены флаерами и стикерами с рекламой концертов. Из-за дряхлости аппарата звукосниматели на гитаре постоянно «заводятся», раздается пронзительный свист. Голос слышен едва-едва.
— Что, значится, перекурим? — спрашивает Глеб.
Леха выбирается из-за установки, задвинутой в самый угол.
— Выделишь мне сигаретку, коллега? — спрашивает он у Глеба.
— Ну, раз просишь… А когда у тебя будут свои?
Леха, улыбается, пожимает плечами. Чуваки выходят. В открытую дверь врываются звуки из зала — там тоже репетирует группа. Я выхожу послушать.
Музыканты рубят жесткий хардкор. Вокалирует девушка с длинными темными волосами. Она выкрикивает в микрофон непонятные английские фразы. Голос у нее очень мощный, и она его не жалеет. При переходе на куплет барабанщик лажает, ритм сбивается, все останавливаются. Девушка начинает орать:
— Блядь, Андрей, ты уже заебал. Сколько можно? Или ты, блядь, играешь, или выкинем, на хуй, из группы и найдем нормального человека. Чтобы стучал, а не хуйней занимался!
Над лужайкой в усадьбе Царицыно висит туман. Народу немного: понедельник, дворцы закрыты. У главного дворца без крыши копают канаву мужики в оранжевых жилетах. В пустых оконных проемах растут кусты. На скамейке сидит старик в темно-сером пальто, читает «МК».
— Я не знаю, почему у нас так получается, — говорит Настя. — Я хотела бы строить с тобой отношения, строить любовь, строить будущее, наконец. Но что-то не получается.
— И по-твоему, виноват в этом я?
— Я этого не говорила.
— Но имела в виду?
— Может быть, и имела.
— А что ты еще имела в виду?
— Что если у двух молодых людей — у парня и девушки — что-то не получается, то, может, имеет смысл… сделать паузу, понимаешь? Подумать, посмотреть, может, встретиться с кем-то другим…
— И ты уже встретилась?
— Нет, конечно. Я так не могу. Мне вначале нужна какая-то ясность.
— Да, ясность — это отлично. Во всем должна быть ясность, без ясности жить невозможно…
— Ладно, не надо прикалываться. Я с тобой говорю серьезно.
— Пиво будешь пить? Я угощаю. Пошли, там внизу продают.
— Хорошо, пошли. Сейчас как раз акция. Не помню только, какой бренд проводит…
Сидим на скамейке с бутылками пива, лицом к большому дворцу. У меня — «Балтика-тройка», у Насти — «Туборг». Бренда, проводящего акцию, не нашлось. Дорожка усыпана гниющими листьями. По ней семенит бегун в темно-синем спортивном костюме.
— Ты пойми, Саш, я тебе не предлагаю ничего такого… Просто я пытаюсь думать о будущем. Я никогда не смогла бы быть «мужней женой» — сидеть дома с детьми. Я вообще не знаю еще, хочу я детей или нет. Думать об этом пока еще рано. Но кое о чем я думаю. В смысле, о будущем. Меня, например, волнует карьера. Я хочу куда-то устроиться, начать набираться опыта…
— Куда ты спешишь? Еще почти два года учебы…
— Но чтобы карьеру выстраивать, начинать надо сейчас. Чтобы прийти на работу — а у тебя уже опыт. А если вообще без опыта, на тебя по-другому посмотрят. — Настя делает глоток пива. — Представь, как было бы классно — закончить институт, устроиться в хорошую компанию, снять квартиру… На отдых куда-нибудь съездить вдвоем…
— Не обижайся, конечно, но мне это по фигу. Карьера, квартира, отдых…
— Ну, как знаешь. Я тебя не заставляю…
— А как ты меня можешь заставить? Я, вроде как, свободный человек…
— Да, ты прав. Ты — свободный человек.
Прощаемся с Настей у метро. Она заходит в стеклянную дверь. Дверь резко захлопывается, чуть не ударив старуху с сумкой-тележкой.
Я иду к радиорынку. Глеб говорил, что там есть палатка, где дешевые струны «Ла Белла».
У входа на рынок топчутся чуваки, бормочут одно и то же:
— Куплю сотовый. Куплю сотовый дорого. Вы сотовый не продаете? Куплю сотовый…
Почти все говорят с акцентом.
