— Через вторые или третьи руки. Но это неважно. Короче, дела херовые: Анта «закрыли».
— Как — «закрыли»? Что случилось?
— Пока что он сидит в КПЗ. Но срок ему светит нехеровый. Менты подбросили героин…
— Ничего себе… Как это было?
— Обыкновенно. В стиле Анта. Ты знаешь, он иногда ведет себя неадекватно, как будто ему на все положить. Залупнулся на мента в метро. Или мент сам доколупался — сейчас не суть важно. В общем, его повязали, повели в обезьянник, а он начал права качать — типа, пошли вы на хуй, уроды. Они ему и подкинули герыч. Я не знаю, что он будет делать: бабок, чтобы откупится, нет, и связей тоже никаких… У тебя контактов в ментуре нет?
— Увы. Я, конечно, поспрашиваю… Может, кто-то найдется, но, если честно, то вряд ли. Не хочу обнадеживать.
— Ладно, звони тогда, если что…
— И ты тоже звони — информируй. Ладно, давай.
— Пока.
Я прячу телефон в карман. За окном мелькают бетонные заборы и пятна грязного снега.
Я и Глеб идем к метро. Леха уже убежал — сказал, что с кем-то «стрела». На остановке светится ларек.
— Возьмем по пивку? — спрашивает Глеб.
Я киваю.
Я прислоняю чехол с гитарой к бетонной коробке за остановкой. Рядом на земле стоят две бутылки от «Балтики-тройки». Глеб снимает с плеча бас. Мы чокаемся бутылками.
— За успехи в музыкальных делах, — говорит Глеб. — И во всех остальных, в общем-то, тоже.
Я делаю глоток. Пиво обжигает горло — надрал глотку на репетиции. По проспекту несутся машины. Светятся окна домов.
— Ну, Санек, что теперь? — спрашивает Глеб.
— В каком смысле — что теперь?
— Ну, насчет музыки. Надо альбом записывать, да? Или еще одну «демку», но чтоб качественно. Как ты смотришь на это?
— Спокойно смотрю. Нету в этом особого смысла.
— Как это — нету?
— Никому это на фиг не нужно. Народ слушает другую музыку.
Глеб делает долгий глоток.
— Не, Санек, все-таки ты наивный пацан. Пролезть всегда можно. Просто надо мозгой шевелить. Думать, как это сделать. Может, прицепиться к какой-нибудь группе, а? К «Наиву», там, или «Тараканам»? Это ведь тоже панк, да?
— Это говно, а не панк. Чисто шоу-бизнес, все на продажу.
— Не, я что-то не просекаю. Что значит — шоу-бизнес? Что значит — на продажу? Мне, как потребителю, какая мне разница — на продажу это или не на продажу? Мне главное — чтобы вставляло, или нет? Кто сейчас на концерты ходит? Кто музыку слушает? По сколько им лет? По пятнадцать, по шестнадцать, даже по четырнадцать. Им что, не по херу, на продажу это или не на продажу? Главное, чтобы вставляло, чтобы энергетика была, чтобы драйв. Любая музыка кому-то нужна, надо только найти свою публику. А для этого надо лезть в шоу-бизнес. И надо держать нос по ветру — следить, что сейчас слушают люди, что сейчас модно, а не просто так. Это — правила игры. Разве нет?
— Какие, на хер, правила игры? Надо делать все искренне, то, что хочется делать, а не то, что модно. Сегодня модно одно, завтра — другое. Ну и что с того?
— Это все пустые базары. Так говорят те, кто не смог пробиться.
— А у меня нет цели, пробиться.
— А какая у тебя цель?
— Просто играть, делать музыку. Говорить про те вещи, которые меня волнуют.
— Зрителю это по херу, ты пойми. Возьми любую группу. Разве зрителя волнует, о чем песня? Возьми «Король и шут». У них тексты — говно, тупые страшилки. Но их слушают, тысячи людей. Может, даже десятки тысяч. Или возьми «Гражданскую оборону». Кто там слушает тексты? Сотня человек, которые, типа, интеллектуалы, да?
Я мелкими глотками допиваю пиво. К остановке подъезжает троллейбус. Я спрашиваю:
— Проедем остановку до метро?
— Ну, давай.
Мы хватаем гитары и бежим к троллейбусу.
Иду по переходу с кольцевой на «зеленую». Какой-то урод в белой рубашке, с бабочкой дрочит на скрипке «Ласковый май» — дебильнейший хит «Белые розы». Время от времени он выдрючивается, делает «вариации». В его «мыльнице» играет подложка — ударные и клавишный ритм. Я бы скорей дал ему денег, чтобы он не играл.
Через пять метров — мужик с отпечатанной на принтере бумажкой: «аттестаты, дипломы». Еще дальше — старуха-нищая в черном платке и очках на резинке. Я бросаю ей два рубля, но не верю, что деньги ей как-то помогут. Скорее всего, достанутся мелкому криминалу, который заведует этим «бизнесом», в лучшем случае — детям и внукам, которым западло работать самим.
На платформе обнимаются два пьяных мужика. Один говорит:
— Не, я Россию люблю — пиздец. Я чувствую, жопой чувствую, что если начнется заваруха, то я первый возьму автомат…
— Хуй ты что возьмешь, — отвечает второй. — Знаю тебя, ты только пиздеть умеешь.
До конца репетиции — десять минут. Мы прогнали программу не меньше трех раз и сейчас просто балдеем. Я играю всякие соло, а Леха и Глеб пытаются «джемовать».
— Ну, что это за ритм? — орет Глеб. — Разве в блюзе так по «рабочему» бьют?
Открывается обитая войлоком дверь, заходит хозяин «базы» Иван. Он маленький, коротко стриженный, в больших очках в металлической оправе.
— Извиняюсь, что отвлекаю. Есть одна тема…
Леха и Глеб затихают.
— Короче, мы задумали сделать продюсерский центр. Вы у нас, в общем, давно уже репетируете, слышал вас краем уха — может, возьмем вас к себе.
— И что это будет за продюсерский центр? — спрашивает Глеб.
— Задача — делать из вас звезд российской эстрады. Попса вся уже уходит, ее скоро слушать не будут. Русский рок — тоже, короче, в конце. А вот тяжелая музыка, альтернатива, панк, ска-панк — это все наоборот на подъеме. Так что, можно попробовать. Мы в воскресенье делаем прослушивание. Правда, за это придется платить, как за репетицию, но мы постараемся подогнать людей — с радио там, со студий, — чтоб послушали вас. Кого выберем, будем работать. Золотых гор не обещаю, но… Короче, решайте сами.
— Нет, спасибо, нам это не надо, — говорю я.
— Ладно, хозяин-барин. Ну, у вас есть еще время. Не буду мешать.
Иван выходит.
Глеб удивленно смотрит на меня.
— Ты что, охуел, Санек? Такая возможность для продвижения… Я вообще и не понял, что тебе не понравилось…
— Как это — что? Мне как-то не хочется становиться звездой российской эстрады…
— Ну, это он так, пошутил…
— Лучше бы он сказал — звезд советской эстрады, — говорит Леха. — Так красивее.
