— Я оставлю тебя, или ты…
— Оставь.
— Я буду снаружи.
Как только дверь за ним закрылась, Джорджия резко развернулась. Две кабинки, одна раковина. Маленькое окошко высоко в стене. Она бросилась к окну и открыла его. Вполне широкое, но как забраться на такую высоту? Джорджия вновь оглядела комнату и заметила пластиковое ведро в углу, наполовину заполненное использованной бумагой. Она метнулась к нему, перевернула и перенесла к окну. Едва поставив на него ногу и собравшись опереться локтями на подоконник, Джорджия услышала, как Дэниел стучит в дверь:
— Джорджия! Как ты?
— Ничего, неплохо… Просто у меня месячные. Подожди пять минут, хорошо?
— Извини, пожалуйста! Конечно, конечно.
Оттолкнувшись от ведра, Джорджия подтянулась и перегнулась через подоконник, который пребольно врезался ей в грудь, потом в живот. Все же она одолела окно и, буквально повиснув снаружи, внимательно огляделась, но не увидела ничего, кроме гравия, пары колючих кустов и нескольких кучек мусора на земле. Она было попыталась развернуться, чтобы упасть на ноги, но ей не хватило места. Придется головой вперед.
Видя землю, Джорджия понимала, что высота невелика, не больше двух метров, но в ту минуту ей было все равно, два метра или двадцать метров, она пожалела, что не ходила на курсы парашютистов и не знала, как правильно приземляться, чтобы ничего себе не сломать и не упасть на лицо.
Джорджия медлила, теряя драгоценные минуты. Была не была. Она подалась вперед и почувствовала, как ноги скользят по подоконнику.
Но пока еще она могла повернуть обратно. Джорджия провела рукой по стене, ища, за что бы зацепиться, но ничего не нашла. Вдалеке она услышала гудок. Долгий и громкий.
Ли. Зовет ее. Он спас маму? Где она?
Закрыв голову руками, в точности как в самолете, когда он падал, она сильно оттолкнулась, чтобы освободить колени. Остальное сделала гравитация.
Ноги болят, словно их ободрали. И вот уже Джорджия, сильно ударившись правым плечом, оказалась на земле. Наверное, на какое-то время она потеряла сознание. Потом почувствовала гравий под щекой и боль в ногах. Однако боль совсем не та, как когда ей резали палец, и эта мысль придала Джорджии сил.
Она поднялась, проверила, как и что с ней и что творится вокруг. Справа виднелась полицейская машина, и Джорджия поспешила вдоль здания, наклоняясь под окнами, чтобы не попасть на глаза кому не надо. Помедлила на краю стоянки. Укрыться негде. Бежать напрямик на другую сторону и будь что будет или воспользоваться более длинным путем, зато укрытым кустами?
Она решила идти в открытую. В конце концов, что полицейские могут с ней сделать? Предъявят претензии за бег по двору без должных предосторожностей?
— Эй, вы, там!
Она повернулась налево и увидела светящиеся фонари заднего вида на «мицубиси», колеса которого крутились в ее сторону. Джорджия бросилась к дверце возле пассажирского места, которая мгновенно распахнулась, и буквально влетела внутрь. Взвизгнув на горячем асфальте, автомобиль покатил вперед. Джорджия схватилась за ручку и захлопнула дверцу.
— А ты не спешила, — сказал Ли.
Не сводя взгляда с дороги, он открыл бардачок, достал пачку салфеток и протянул ее Джорджии.
— У тебя кровь на щеке.
Джорджия взяла салфетки.
— Не спешила? Это ты не спешил! Где моя мама? Ты сказал, что позвонишь мне, и не позвонил. Где она?
В ожидании какого-нибудь ничего не значащего ответа, может быть извинения, Джорджия приготовилась пригвоздить Ли к позорному столбу за то, что он обманул ее, когда она безоглядно ему доверилась, но он перехватил инициативу, заявив:
— Мы как раз сейчас туда едем.
— Она жива?
— Ну конечно же жива. Очень даже жива. Чены хотят узнать, жива ли ты, прежде чем что-то решать насчет нее. Она цитирует Далай-ламу. И все время говорит. По крайней мере, так я слышал.
От этих слов Ли у Джорджии засвербило в горле и полились слезы. В коммуне ходили легенды о том, как Линетт Пэриш читает мантры. И ее главным духовным авторитетом был Далай-лама. Мама жива. Джорджия высморкалась и вытерла лицо.
— Мы едем к ней? — прерывающимся голосом спросила Джорджия. — Сейчас?
— Раньше не получилось. Они перевезли ее. Потом опять перевезли. Потом пришлось повоевать с двумя парнями, ну и подлечиться после этого. Залег ненадолго на дно. И твой телефон не работал.
Это правда. Телефон лежал на дне Кораллового моря вместе с яхтой.
Лишь услышав «повоевать», Джорджия обратила внимание на белую повязку, которая виднелась в вороте рубашке.
Ее обдало жаром. Недаром она беспокоилась.
— Тебя ранили?
— Ну, не сильно. Твой друг Юмуру сделал все, что надо.
Джорджия проверила его повязку и, не обнаружив крови, немного успокоилась. Потом она осмотрела его плечи, руки, шею цвета кешью. Если не считать повязки, он был в полном порядке. Но, не позволив себе расслабиться, Джорджия спросила:
— Где мама? — Голос у нее звучал жалобно и в то же время настойчиво. — Где она? Где моя мама?
— В кладовке китайского ресторана.
— И мы…
— Едем сейчас туда.
Джорджия покрутила в руках салфетки:
— Ее сторожат?
— А как же?
— Нам нужна помощь полиции?
— Нет.
Джорджия выглянула в окошко и увидела, что они едут по Оушен-роуд мимо банка, потом свернули налево на Масгрейв-стрит и опять налево, на Краун-стрит. Ей стало ясно, что они совсем близко от дома миссис Скутчингс и вот-вот покажется кладбище.
— В этом ресторане, — сказал Ли, показывая на китайский ресторан «Могучие палочки для еды», принадлежащий Тимоти У.
— Там моя мама? В кладовке?
— Да.
Ли проехал мимо, не замедляя ход.
— Мы не остановимся? — в испуге спросила Джорджия.
— Нет. Вернемся вечером, когда стемнеет. Просто мне хотелось показать тебе это место.
Джорджия вытягивала шею, пока они ехали по Краун-стрит, не желая выпускать из виду ресторан, где она, когда была ребенком, тысячу раз брала обеды на дом. Тимоти У всегда широко улыбался, подавая весенние роллы, пакеты с кисло-сладкой курицей и сладким разбухшим рисом.
— Тимоти У с ними?
— Он дал ключи, а сам уехал в Джимпи на крестины.
— Как ты узнал, что она здесь?
Он поставил вторую скорость, отлично справившись с двойным переключением передачи, и только тут Джорджия обратила внимание, что автомобиль у него без автоматики. Тем лучше в нашем положении, подумала она. Автоматика — это хорошо, когда она под постоянным контролем.