Как лира, позабытая в кумирне Неведомой или в пустынной крипте, Я ждал, когда струну мою дыханьем Пробудишь ты, Великая Праматерь, И зазвучу я, чуткий, ветру вторя И трепету дерев, и океану, И голосу живых существ, и пенью Ночей и дней, и трепетному сердцу. Почил Поэт в безвременной могиле, Которую не руки человека Насыпали; нет, в сумрачной пустыне Над скорбными костями вихрь в ненастье Насыпал пирамиду скорбных листьев; Красавец юный! Дева не пришла Украсить кипарисом и цветами Заплаканными одинокий сон; Никто судьбы его певучим вздохом Не помянул; и жизнь его, и песнь, И смерть — возвышенные, одиноки; Он слезы песней вызывал; томились, Неведомому внемля, девы; пламень Его очей погас, пленив сердца; Молчание влюбилось в нежный голос, Его в своей темнице затаив. Сном серебристым и виденьем строгим Он вскормлен был. Тончайшим излученьем, Изысканным звучанием питали Земля и воздух избранное сердце. Родник идей божественных не брезгал Его устами жаждущими; все Великое, прекрасное, благое, Чем святы миф и быль, он постигал И чувствовал; чуть повзрослев, покинул Он свой очаг и дом, взыскуя истин Таинственных в неведомых краях. Пустыня привлекла его шаги Бесстрашные; радушных дикарей Чаруя, находила кров и пищу Песнь для него; он следовал, как тень Природы, по стезям ее заветным Туда, где багровеющий вулкан Свои снега и льды овеял дымом И пламенем; туда, где смоляные Озера вечно гложут наготу Утесов черных; видел он пещеры Зубчатые, извилистые вдоль Опасных русл, в которых яд и пламя Бушуют, чтоб корысть не заглянула В звездистый храм, где злато, где алмазы, Где залам нет числа, где пирамиды Хрустальные, где хрупкий перламутр Гробниц и яркий хризолит престолов. И все-таки милее самоцветов Осталось переменчивое небо И мягкая зеленая земля Для любящего сердца; выбирал он Безлюдный дол, и жил он там, как дома, И привыкали голуби и белки Из рук его брать пищу без опаски, Привлечены беспечным нежным взором; И антилопа, хоть ее страшит Малейший шорох, скрыться не спешила, Любуясь красотою, превзошедшей Ее красу; он шествовал, ведомый Высокой мыслью, чтобы в разных странах Узреть руины грозного былого; Он посетил Афины, Баальбек, Тир, Вавилон и сумрачный пустырь, Который звался Иерусалимом; Он Фивы посетил, Мемфис он видел И пирамиды вечные, он видел Резьбу таинственную обелиска, Гроб яшмовый он видел, видел сфинкса Увечного; он тайны эфиопов Постиг. Он побывал среди развалин Священных, средь кумиров, что являют Черты сверхчеловеческие там, Где служит медным тайнам Зодиака Страж, демон мраморный, где мысли мертвых Немые на стенах, немых навеки; Усердно созерцал он монументы, В которых юность мира, изучал Он долгим жарким днем безмолвный образ, И при луне в таинственной тени Он продолжал свой опыт созерцанья, Покуда вдохновение не вспыхнет, Явив разгадку в трепетном истоке. Дочь юная араба с ним делилась Дневной своею пищей, постилала Ему циновку и украдкой Следила, дел домашних сторонясь, Влюбленная, за ним, не смея выдать Любви своей, и сон его ночной,
