Бессонная сама, оберегала, Ловя дыханье уст и грез его, И, томная, домой не возвращалась, Пока не вспыхнет алая денница И бледная луна не побледнеет. В Аравии и Персии блуждал Поэт, потом в пустыне Карманийской, И, радостный, он побывал в горах Надземных, где родятся Инд и Окс, Из ледяных пещер струясь в долины; И, наконец, в долине Кашемирской Укромный уголок нашел, где в куще Благоуханной близ прозрачной речки Средь голых гор свои раскинул члены Усталые, и чаянье во сне Его постигло, что не жгло доселе Ланит его; поэту снилась дева, Которая сидела рядом с ним И не откидывала покрывала С лица, но голос трепетный был голос Его души, где мусикия ветра И родников струистых; чувство млело В тенетах разноцветных пестрой пряжи; А голос говорил ему о знанье, Вещал он о божественной свободе, С поэтом говорить пришла сама Поэзия, и разум в строгом строе Своем зажег ее летучий стан Сияньем, и всхлипы прорывались В неистовых созвучиях, а голос Поник в своем же пафосе; персты, Одни обнажены, по странным струнам С мелодией скользнули; в жилах кровь Повествовала о неизъяснимом, А пенье прерывалось временами Биеньем сердца, и согласовалось Ее дыханье с бурным ладом песни Прерывистой, и поднялась она, Как будто гнета взрывчатое сердце Не вынесло; на звук он обернулся И увидал при теплом свете жизни Пылающие прелести ее Сквозь покрывало, сотканное ветром, Нагие руки, кудри цвета ночи, Сияющие очи и уста Отверстые, трепещущие пылко. Он мощным сердцем дрогнул в преизбытке Любви, рванулся к ней всем телом, руки Простер, дыханья не переводя, К желанным персям; отшатнулась дева И сразу же, охвачена восторгом Неудержимым, вскрикнула, приемля Его телесность в зыбкие объятья, Которые при этом исчезали, И черный мрак ему глаза подернул, Ночь поглотила призрачную грезу, И непроглядный сон окутал мозг. Был ниспровергнут сон толчком внезапным; Уже белел рассвет, и месяц синий На западе садился; проступали Вблизи холмы; леса вокруг него Угрюмо высились. Куда девались Цвета небес, игравшие над рощей Минувшей ночью? Где ночные звуки, Баюкавшие сон его? А где Мистерия ночная, где величье Земли, где торжество? Глаза, тускнея, Глядели в пустоту, как на небесный Прообраз из воды глядит луна. Сладчайший дух любви послал виденье Во сне тому, кто дерзостно отверг Ее дары. Он трепетно следит Неуловимую вне грезы тень, Предел — увы! — пытаясь превозмочь. Неужто облик, только что дышавший, Был мороком? И сгинул, сгинул, сгинул В пустыне безысходно-тусклой сна Навеки? Неужели, кроме смерти, Никто не может отворить эдема, Сна твоего, и радуга в лазури, И горы в зыбком зеркале озерном Ведут лишь в черный омут водяной, А синий свод и смрад отвратной смерти, В котором тень, исчадие могилы, Скрывается от мерзостного света, Причастны, сон, к твоим отрадным чарам? Ему сомненье затопило сердце, Надежду пробудив, сжигало мозг Отчаяньем. Пока светился ясный День в небесах, поэт с душой своею Держал совет немой, а ночью страсть Пришла, врагиня раздраженной грезы, Покой стряхнув с него, и повлекла Во мрак ночной. Как сдавленный змеей
