Невеста скандального шпиона

— Так он пострадал, когда упал в поток?

— О нет, упав в поток, он только вымок. Это водяное колесо мельницы покалечило его.

— Он упал под колесо?

— Не сразу. Это было после того, как мостки разрушились под ним, когда он пытался выбраться из потока.

— Мостки? — Господи Боже, может быть, она на самом деле приносила несчастье?

— Да, когда он поймал большую палку, которую я протянула ему, чтобы помочь выбраться из воды. Или, скорее, попытался поймать. Он ни за что не должен был отпускать стену мельницы, за которую держался.

— Нет, конечно, нет. Как беспечно с его стороны, — слабо проговорил Натаниэль. История Уэсли Мосса заставила его почувствовать себя так, словно он едва избежал своей собственной смерти сегодня в полдень на дороге.

— Ну, вот и результат. Я приношу несчастье.

Натаниэль смутился. Какое это должно иметь отношение к его пробуждению рядом с тропинкой?

— Так значит, ты бросила в меня палку?

— О нет. — Вилла искренне покачала головой. — Я больше никогда не бросаю палки. В твоем случае это был камень. Я пыталась захлопнуть ловушку браконьера, прежде чем какой-нибудь миленький ежик потеряет свою жизнь. Мой камень ударился в гнездо шершней. Которое упало перед твоей лошадью. Но это не было преднамеренным. Рогатка оказалась неисправна.

Натаниэль ощутил что-то дикое и смутно знакомое и пугающе пузырящееся внутри себя. Он стиснул челюсти и с мрачной решимостью переждал этот эпизод. Когда он совершенно уверился в том, что не засмеется, он пустил лошадей быстрым шагом и вручил Вилле обратно поводья ее лошади.

Она, казалось, вздохнула с облегчением, что он не рассердился из-за рогатки. Он был слишком ошеломлен, чтобы сердиться. Что за женщина станет ждать у дороги, чтобы подстрелить мужа как кролика? Он надеялся, что этот метод не завоюет популярность.

Они проехали в молчании больше мили, до того, как Натаниэль осознал, что что-то было не так. Молчание? Это конечно было облегчением, но после еще одной мили его беспокойство начало возрастать.

После третьей мили он не смог больше выносить этого. Он натянул поводья Бланта и заставил его поравняться с кобылой. Они обменялись пыхтящим приветствием, что было больше того, что он получил от мисс Трент. Наконец, он резко повернулся к ней и спросил:

— Что-то не так?

Вилла только посмотрела на него. Он подозрительно разглядывал ее. Она что-то затевала.

— Почему ты не разговариваешь? Ты ни на секунду не прекращала говорить.

Она пожала плечами.

— Ты больна?

Они покачал головой. Нет.

— Ты сердита? Я обидел тебя? — Он ощущал беспокойство, вспоминая, как он себя вел. — Почему ты не говоришь?

Она усмехнулась ему в ответ.

— Вилла?

— Когда находишься по ту сторону молчаливого обращения, то вопросы начинают сыпаться сами по себе, не так ли?

Она надула его. И очень аккуратно это сделала. Натаниэль мог только смотреть на нее с открытым ртом. В этот раз он не смог удержаться. Он рассмеялся, одним хриплым, похожим на лай смешком.

Теперь была очередь Виллы уставиться на него.

Она показала на него пальцем.

— Ты засмеялся. Я слышала. Не отрицай это.

Натаниэль нахмурился, глядя на нее:

— И сейчас ты очень довольна собой, не так ли?

— Конечно, — выражение ее лица было самодовольным. — Если бы у меня были бумага и чернила, я бы записала это событие для истории. Этот день когда-нибудь объявят праздником, я не сомневаюсь.

— Продолжай в том же духе, Вилла, и когда наступит утро, ты обнаружишь паука под своими простынями.

— Я люблю пауков, — непоколебимо заявила она, но затем сморщила нос, — хотя я предпочитаю, чтобы они оставались за дверью. Ты не сделаешь этого, не так ли? Неужели ты был одним из этих ужасных мальчишек, злобных и проказливых?

— Боюсь, во мне не было ничего столь интересного. Я был угрюмым и трудным мальчиком, завидующим вниманию моего отца и к тому же избалованным.

Она долго изучала его.

— Кого твой отец любил больше чем тебя? Твоего брата?

— У меня нет брата. Только мальчик-найденыш, которого мой отец обучал и поддерживал. Бедный, голодный мальчик с улицы — и я ревновал к нему. Можешь себе представить? — Он фыркнул. — Я же сказал тебе, что я был злобным.

Вилла улыбнулась.

— Я могу это понять. Думаю, мне не должно было бы нравиться делить любовь моих родителей с незнакомцем. Как звали этого мальчика? Если мне придется ненавидеть его за тебя, тогда я надеюсь, что у него по-настоящему отвратительное имя. Персиваль? Мортимер?

— Я не ненавижу его. — Натаниэль отвернулся. — И его зовут Саймон.

Саймон, который спас пятилетнего Натаниэля от похитителей и был вознагражден образованием и уважением Рэндольфа, отчима Натаниэля.

Саймон стал сыном, которого Натаниэль всегда хотел. Саймон не мог быть использован, как орудие, в разворачивающемся сражении, в которое превратился брак Рэндольфа и матери Натаниэля. Саймон, наследник, которому не был пожалован никакой титул, и никакого поместья, чтобы учиться ответственности, у которого не было ни семьи, ни связей — Саймон был идеальным выбором для продолжения дела Рэндольфа.

Даже Натаниэль мог понять это. Натаниэль-мужчина, во всяком случае. Натаниэль-мальчик так старался завоевать любовь и уважение своего отчима, заставить его забыть, что Натаниэль в действительности не его сын, забыть о том, что у него нет собственного отца…

Резко он пустил Бланта в галоп, подальше от Виллы. Она опять сделала это. Это было опасно. И нежелательно.

Вилла смотрела, как он скачет прочь, оплакивая простой дружеский момент между ними, который так быстро прошел. Узнавать Натаниэля Стоунвелла было все равно, что смотреть через щель в каменной стене. Только проблески, очаровательные, ведущие к цели намеки, которые были такими краткими. Почему он не может просто поговорить с ней? Его скрытность без сомнения сведет ее с ума, так же, как и разочарованное любопытство.

Тем не менее, если он хотел предложить ей молчаливое обращение, тогда он должен ожидать, что получит в ответ не молчаливое. Возможно, час или два следует посвятить преимуществам хорошего общения? Тогда она расскажет ему о каждом отдельном жителе Дерритона.

И об их собаках.

Вилла со счастливым видом устроилась в седле и приготовилась к долгой болтовне. Натаниэлю придется пожалеть, что он не умер.

— Пожалуйста, Боже, убей меня немедленно, — попросил Натаниэль почти беззвучно.

Если бы Наполеон располагал Виллой в Европе, то Бонапарт сидел бы сейчас на британском троне. Она была непреклонной, жестокой и несгибаемой.

В течение нескольких часов она потчевала Натаниэля историями о деревенской жизни, начиная с перечисления тех, кто лучше всех рыгал, в порядке наибольшей важности, и до разделения сельских детей