– Поете или танцуете? – уточнила девушка. И пошла сквозь арку. С каждым шагом я все больше сощуривал глаза от стыда и еще какого-то странного чувства. Но потом увидел, что девушка не та. Вздохнул и открыл глаза.
– А ты чего вздыхаешь? – спросила она сочувственно.
– У меня голоса нет! – сказал я.
– Не расстраивайся, – сказала она и пошла дальше.
Ее шаги растаяли под аркой. Колупаев и Сурен умирали от смеха. Они сползали по стенке и давились хохотом.
А я, ни слова ни говоря, вышел на улицу и запрокинул голову, чтобы снова стать летучим голландцем.
Они вышли и сделали тоже самое.
– Странная у вас в Москве погода! – сказал Сурен.
И я был вынужден с ним согласиться.
БЕРЕЗОВЫЙ СОК
Вскоре у моего брата Мишки появилась нянька.
Звали ее Анна Сергеевна.
Мишка ползал по всей квартире, а Анна Сергеевна сидела, как правило, на кухне и церемонно пила чай с вареньем. Из чашки.
Я же любил в то время пить чай из блюдца. И только из него.
Напиток этот, как известно, слишком горячий для детских организмов, а простой кипяченой воды, чтобы сделать чай похолоднее, у нас в доме вечно не хватало – вся она уходила на Мишку. Мама, бывало, даже прятала от меня холодную кипяченую воду. «Ты тут чай дуешь просто так, безо всякого смысла, – говорила она, – а мне для ребенка не хватает». Поэтому чай мне приходилось пить из блюдца, прихлебывая и причмокивая, чтобы не обжечься.
Однажды я решил попить чай вместе с Анной Сергеевной и ее крыжовенным вареньем.
Анна Сергеевна долго разглядывала, как я наливаю чай из чашки в блюдце, потом дую на него, потом подношу ко рту. И когда я уже стал пить, вдруг сказала:
– Так пили чай до революции только лавочники.
Я чуть не поперхнулся чаем.
– Кто? – сказал я. – Кто так пил?
– Необразованные люди! Простые! – сказала Анна Сергеевна. – Лавочники, купцы, крестьяне.
И вдруг я понял страшную вещь: что не хочу быть простым человеком!
Это открытие было таким ошеломительным, что я немедля бросил пить чай и стал во все глаза смотреть на Анну Сергеевну.
– Ну что ты так смотришь? – сказала она сухо. – Что тут непонятного? Были образованные люди – врачи, инженеры, путейцы, военные. Они даже чай пили по-другому. То, что вы все сейчас делаете, считалось неприлично: макать в чай сухари, хлебать из блюдца, размешивать сахар со звоном.
– А как же его еще размешивать? – оскорбленно спросил я. – Без звона, что ли?
– А вот представь себе, да! – победоносно сказала Анна Сергеевна. – Размешивать его надо без звона! Чай вообще надо пить без сахара, это вредно, если хочешь знать. Но если уж положил один кусочек, а не четыре, как ты, то изволь размешать тихо, незаметно. Вот так.
И Анна Сергеевна показала мне, как размешивают сахар в чае интеллигентные люди.
Тут на кухню приполз Мишка и стал на нас смотреть.
– Анна Сергеевна, он, по-моему, опять обделался, – мстительно сказал я.
– Вижу! – сухо сказала нянька. – Вернее, не вижу, а чувствую этот отвратительный запах. Извини, но попить чаю из блюдца тебе придется без меня.
Нянька взяла моего брата под мышку и понесла в ванну. Там раздался его полнозвучный рев.
Вечером, перед уходом Анна Сергеевна вдруг обратилась к маме, которая прибежала с работы.
– Марина! – сказала она, довольно строго и даже слегка торжественно.
– Что, Анна Сергеевна? – не на шутку испугалась мама.
– Я хочу спросить вас про Леву. Вы не против, если я им тоже немного позанимаюсь?
– Чем именно? – удивилась мама.
– Ну... Мне бы хотелось, чтобы у него были приличные манеры, чтобы он мог вести себя светски.
– Как? – не поняла мама.
– Светски... Как светский человек. Непринужденно, но прилично. Хотя бы азы, так сказать. Правила хорошего тона.
– Да пожалуйста, – мама пожала плечами. – Попробуйте. Только вряд ли у вас что-то получится. И кроме того...
– Нет-нет, это бесплатно, – торопливо перебила ее Анна Сергеевна. – Совершенно бесплатно.
Мама как-то странно, про себя, улыбнулась, пробурчала невнятно что-то такое, что будет очень рада, если вы научите хоть чему-нибудь этого оболтуса, – и с победным видом удалилась в кухню, совершенно не обращая внимания на мои умоляющие взгляды. По всей видимости, эта затея ее сильно развеселила.
А вот меня эта затея, напротив, сильно расстроила!
Со страхом, но и с леденящим душу зверским любопытством ждал я следующего дня.
Придя из школы, я застал Анну Сергеевну в розовой кофточке с перламутровыми пуговицами, в какой-то странной прическе и... в туфлях.
Ее обычные тапочки аккуратно лежали в прихожей.
– Анна Сергеевна, вы сейчас меня будете учить? – напрямик спросил я.
– Нет, Лева, что ты, – улыбнулась она рассеянно. – Просто я хочу объяснить тебе некоторые самые простые вещи.
– Насчет блюдца я уже понял, – сказал я угрюмо.
Тут опять приполз Мишка.
А надо сказать, что в раннем детстве на голове у Мишки были удивительные кудряшки золотистого цвета. Они так красиво завивались в золотые колечки вокруг его головы, что оторвать от них взгляд не было никакой возможности.
Я опустился на колени, взял со стола какую-то машинку и стал катать рядом с Мишкой. Он пускал слюни и смешно гукал.
– Лева! – сказала Анна Сергеевна. – Я жду!
И вот, признаюсь вам, странное чувство охватило меня в тот момент.
Я заглянул в Мишкины прозрачные, переливающиеся мокрым светом глаза, схватил и прижал к себе.
– Лева, что ты делаешь? – испугалась Анна Сергеевна.
– Я вас слушаю! – крикнул я. – Мы вас слушаем!
Анна Сергеевна приняла более удобную позу и начала говорить.
– Лева! – сказала она строго. – Вот я, например, знаю, что мама хочет научить тебя держать вилку в левой руке, а нож в правой.
– Уже научила! – сказал я, не спуская Мишку с рук.
– Но пойми, Лева, это же вне всякого контекста!
– Что-что? – не понял я и опустился на диван вместе с Мишкой. Он тут же слез с рук и стал ползать.
– Это все равно, что научить крутить руль в автомобиле, но не научить включать мотор. Ведь если уж говорить о столовых приборах, то нужно научить сначала есть рыбу, для этого есть специальный рыбный нож.
– А я не ем рыбу, – спокойно сказал я. – Не люблю.
– Ну... – расстроилась Анна Сергеевна, – тогда я не знаю... И вообще, Лева, пойми, что современные мужчины... они вообще многого не понимают.
Тут глаза у Анны Сергеевны как-то странно затуманились, и она начала говорить горячо и взволнованно, уже совершенно не обращая на меня внимания.
