монеток можно сделать. Главное дело – бумажные деньги нарисуй. Ну, знаешь, сто фунтов, пятьсот фунтов. Без денег никак.
Женька подарил домино.
Колупаев тут же стал стучать костяшками и требовать, чтобы мы играли на деньги.
Но тут вмешались девки и сказали, что у них тоже есть подарок.
Вы не поверите, но их подарок был лучше всего! То есть он лучше всего подходил ко дню рождения – потому что они подарили мне пластинку.
Это была голубая гибкая грампластинка. На ней были нарисованы (только очень плохо, как будто художник был пьян) какие-то парни с гитарами. Потом я понял, что это просто фотография так получилась.
На обороте было написано: «Вокально-инструментальный ансамбль “Веселые ребята”».
– Это же модная группа! – заорал Колупаев. – Вот это да!
Мы пошли в мою комнату, потому что там стоял проигрыватель.
Я завел его на тридцать три оборота и поставил на голубую гибкую поверхность иглу.
Началась волнующая и даже душераздирающая песня.
Вот ее слова.
начали подпевать девчонки тихо и задумчиво. —
Вскоре мы все нестройно, но очень дружно голосили в унисон припеву:
Потом мы перешли на другие песни.
Для этого даже не пришлось включать проигрыватель. Мы и так прекрасно знали все слова.
орали мы с Колупаевым нашу, любимую, —
А когда эта песня всем окончательно надоела, мы тут же перешли на другую:
Мы стучали вилками и ножами по столу и по стульям, пели эту песню, как вдруг мне показалось, что кроме нас с Колупаем никто не веселится.
Все были заняты какими-то своими делами.
– Ну, не надоело? – спросила меня Танька Нудель. Потом она подошла к проигрывателю, покопалась там и достала маленькую пластиночку. Она ее поставила на проигрыватель, села и стала на меня смотреть.
пела какая-то разбитная певица, —
Я просто не знал, что делать! А что бы вы делали на моем месте?
Строить ей рожи я не хотел. Сидеть и смотреть на нее в упор тоже как-то не улыбалось.
Поэтому я по праву хозяина подошел к проигрывателю и снял пластинку.
– Зачем! – возмутилась Танька. – Я же слушаю!
– Мы тоже слушаем! – заорали из большой комнаты другие девки.
Тогда я просто ушел на кухню и стал пить сырую воду из-под крана. Так я всегда делал, если надо было успокоиться. Все-таки день рождения – тяжелая вещь. Во время него настроение меняется буквально каждую минуту. А это нелегко, согласитесь.
Вот сейчас я очень злился на Таньку, и вообще на всех девок, что они пришли. Без них, наверное, было бы все-таки лучше.
И вдруг я понял, что Колупаев не подарил мне никакого подарка. Вообще никакого!
Это было настолько поразительно, что я сел и стал думать. У меня даже дыхание перехватило от этого открытия.
«Может, он такой бедный? – думал я. – Ну, принес бы из дома что-нибудь». Но эту мысль я отбросил, как глупую, среди нас таких уж бедных не было.
Чтобы вообще ничего не подарить!
«Он забыл!» – догадался я. И решил изо всех постараться и не обижаться на Колупаева.
Но что-то царапало у меня в груди, когда я вышел обратно в большую комнату и стал вяло доедать эклер.
Что-то мне уже больше ничего не хотелось, и душа моя больше никуда не стремилась.
Чтобы скрыть эту внезапную перемену в себе, я стал разговаривать с Демочкой о посторонних предметах. По-моему, мы заговорили с ним почему-то о космонавтах.
– Если, например, космонавт погибает: сгорает, или от перегрузки сердце лопается, или по башке его чем-то стукнет, – объяснял мне Демочка, – то его потом в могилу не закапывают. Изучают его мертвые клетки. Приборы к нему всякие подключают, и так далее. Потому что, возможно, через эти мертвые клетки можно попасть в третье измерение.
Я сидел, молча кивал и думал о другом.
– Если попал в третье измерение, то уже оттуда не выйдешь, – кивал Демочка мне в такт, – будешь там всегда околачиваться. Как бродячая собака.
Тут я заметил, что Колупаев куда-то исчез.
«Может, ему стыдно стало?» – с непонятной надеждой подумал я.
Я еще немного походил между гостями.
Девчонки щебетали на балконе, Бурый возился с набором юного плотника, Белозерчев смотрел телевизор, Серега-маленький и Женька тихо играли в «Золотой ключик», Сурен лежал на диване и смотрел в потолок.
В общем-то всем было хорошо, кроме меня.
«Ну почему, почему день рождения такой тяжелый? – думал я. – Всегда он тяжелый, всегда что-то не так, всегда чего-то ждешь, ждешь, а оно не бывает!»
«Или это только у меня?» – подумал я и сам испугался своей мысли.
Но тут ко мне подошел Сурен и попросил еще чего-нибудь поесть. Я со вздохом поплелся к холодильнику. Там стояла какая-то одинокая кастрюлька. В кастрюльке плавала холодная рыба.
– Будешь? – спросил я. Сурен кивнул.
Мы прямо из кастрюльки стали ловить вилками рыбу, но она что-то никак не ловилась, а только разламывалась на мелкие кусочки. Тогда Сурен вылил всю эту рыбу в какую-то миску, намешал туда соли, горчицы, красного перца и стал есть, запивая холодной водой.
– Знаешь, Лева, – говорил Сурен, уписывая рыбу за обе щеки, – мне в Москве очень нравится. Гостеприимный город. Но если в ты видел, какое гостеприимство у нас в Ереване! Там бывает стол на сто человек! Нет, на двести.
Я с ужасом представил себе такой стол и маму, которая кормит этих сто человек.
Да и откуда мне было бы взять этих сто человек? Из чужих дворов, что ли, звать?
Даже вместе с родственниками и всеми ребятами набиралось что-нибудь человек двадцать. Ну тридцать. Сто не набиралось никак.
– А соседи? – подсказал Сурен.
Действительно, соседи. Но кто они? Все ребята из нашего дома здесь. Можно, конечно, позвать их родителей. Уже было бы сорок.
Это уже стол надо выносить во двор.
– А что, это идея! – сказал я Сурену. – Ведь во дворе можно не только в футбол играть. Можно танцы
