— Думы того воина, что приходил, как воочию увидел. Не секрет для меня теперь он, да и ты тоже. Я ещё, как собак деревенских услышал, оружие прикопал. Не знал, кто здесь — может, кочевники какие в лисьих да волчьих шкурах. Те, что не стада отбивают, а людей светлолицых в полон берут, особенно жен и дев. Только теперь правду вижу: сменились лики да одежды, а повадки тех кочевников остались. Озлобились, только о наживе думают, да и о похоти своей великой. Беззащитную деву силою взять! У нас за это на кол сажают и меченых тоже… Пошли, князь, время дорого — может, ещё и воевать придётся…
— С кем воевать? Ты что?! У нас нет войны и где врагов ты увидел?
— Враги у Руси всегда были. И будут… И не спасёт вас то, что вы на закат свой взор обратили. Сейчас вас ещё боятся. Но потом они и страх потеряют.
— Кто потеряет? Кто они?
— Люди заката, по-вашему — запада. Много волхвов их на земле русской. Это люди тьмы, и они сейчас многими правят.
— Нами трудно править!
— Рабами? Не трудно. Пойдём же, время дорого…
— Мы никогда рабами не были!
— Но и вольными тоже.
Шли молча рекой, чтобы в селе не видели. Когда пологий берег кончился, поднялись на крутояр, кромкой бора дошли до Невзорова схрона.
Видно, и правда, выжил из ума старик: оружие, орда. Бред! Скорее всего, из психушки сбежал «полководец», гонит, как в кино. Но вот встал на корточки старик, стал мох разгребать руками. Дмитрий даже не смотрел в его сторону, краем глаза заметил, что мох немного не так лежит. Кроты, поди, или грибники ходили — да мало ли кто! Но вдруг прервал думы, оторопел: меч настоящий из-под мха достал Невзор и пояс кожаный. И голос опять Лешему почудился: «Отца моего к себе уведи…»
— Ух ты! Никогда не видел меча! А он настоящий?
— А разве ещё какие бывают?
— Бывают. Деревянные ребятишки делают да на них сражаются. И у меня был…
— Знать, в детстве вы ещё что-то помните… У нас тоже дети на мечах бьются. Оно для того, чтобы рука верная была.
Дмитрий потянулся было к мечу, но Невзор отвел руку его.
— Не время. Чтобы взять в руки боевой меч, ты должен быть посвящён в воины. А до этого держать должен деревянный. А чтобы быть посвящённым, ты должен быть готов разумом: понимать, ради чего и кого можешь обнажить этот меч.
— Но я был в армии и принимал присягу на верность отечеству?
— Знаю. Но вам не вложили в головы ваши старейшины, что нельзя обращать оружие против братьев своих по роду! А вы это делали, и не один раз… И отсюда тоже беды ваши.
— Может, ты и прав в чём-то, только у солдата есть командиры, а у тех свои генералы, а каждый за своё место держится да за звание. А инициатива, она наказуема.
— А воинам страхи не ведомы, их глаз не затмит блеск подкупного золота. У воинов один страх — страх позора перед родом. Поймёшь ты и в своё время всё узнаешь. А сейчас дерево нужно найти, берёзу. Хочу узнать, сколько дочерей моих тут.
Дмитрий уже ничего не понимал: меч, берёза, дочери, русалки — просто брёл за ним. В ложбине, что к пойме уходит, росла берёза могучая, знал её Дмитрий. Видит: лоскутки привязаны, травка у берёзы немного утоптана — был кто-то…
— Не все собрались, ещё должны прийти… Растерялись… Но вернутся: они же дома.
До самой избы молчали. Когда пришли, Леший водку в стаканы разлил, протянул Невзору и выпил сам, не ожидая, пока этот «полководец» выпьет. Вытерся рукавом, присел на край скамьи.
— Ну, а теперь рассказывай! На правах хозяина тебя пытаю, потому что дальше в неведенье не хочу оставаться. Не будешь говорить — тогда уходи: я вместе с тобой ни в камеру, ни в психушку не пойду. Кто ты? Ответь мне! Вижу, не просто так ты в моём доме оказался, хотя я и сам тебя привёл вчера…
— Хорошо, я расскажу тебе… Я — Невзор, старейшина рода руссов, которые всегда жили на этой земле. Мы пришли в ваше время из небытия, скрываясь от насильственного крещения, не желая принимать нового бога…
— А не лучше было принять и жить спокойно, никуда не бегая?
— Но мы вольные люди, и у нас есть свои боги, чужих не надобно. Нас немного, пятьдесят с небольшим человек, но все рассеялись по округе, их искать теперь нужно — это мой народ. Я не хочу, чтобы они попали в беду, как попала одна из дочерей моих. И где она сейчас, не знаю. Может, ночью Ведея скажет. Сегодня ночью она не приходила к тебе, Димитрий? Она в сон твой войти должна, мне ночью говорила. А война будет, если люди нас не примут…
— Приходила… И сегодня, и раньше.
— Она укажет тебе путь, она его ведает…
— Но ты же старейшина! Она что, больше тебя знает?
— У каждого свой путь. У меня воина и старейшины, у неё другой — ей небесное дано откровение.
Невзор опустил голову, вспоминая прошлые схватки. Там, в его времени, было проще: там всё было знакомо, и враг знаком, он видел его в лицо. А здесь не знаешь, кто враг, а кто друг. И какая тут война? Против кого? Против чьих родов? Ведь его род никогда не поднимал меч на соплеменников. Ведь только из- за этого они сейчас здесь, не подняли оружия против братьев своих, пусть даже принявших другую веру. Они взяли и ушли, чтобы не проливать кровь таких же, как они сами. Им завешали это из поколения в поколение. И каждый воин его рода знает об этом. А здесь всё другое…
— Чувствую, мы не такие, как вы, другие.
— Да уж какие есть. Не тёмные. Это у вас волхвы, жрецы, боги! Да нет на земле и на небе ничего! Там пустота! — Леший ткнул сначала пальцем в небо, потом в землю. — Там просто земля, ну, полезные ещё ископаемые.
Невзор посмотрел на него с печалью:
— Вот и беды у вас от этого, — и замолчал. Потом огнём загорелись глаза, его голос стал крепким и жёстким. — Святынь у вас нет, богов, вижу, тоже нет. Вы ничему не верите, и от этого люд, как заразе, пьянству подвержен. Ты вот тоже пьёшь — видно, тоже ни во что не веришь. Дни считаете, месяцы в года складываете, словно к погребальному огню все спешите. Потеряли связь с природой и небесами… Откуда я это знаю? Мне солнце это говорит, вода в реке, дождь с небес, звёзды — да много чего! Каждая травинка тайну хранит, только вы её понять не можете, так как оторвались от всего и потеряли, не заметив то, что в вас от рождения небесами заложено. Мучаетесь, теперь ищете, только найдёте ли когда — никому не известно. Болеете и умираете в расцвете лет, так как ваша пища и питьё уже заблаговременно отравлены. Может, от этой вот безысходности ещё и травите себя странным мёдом без цвета, получая от пития веселье и безмятежность…
Когда проходил Невзор по деревне, видел, как бабы набирали воду из какой-то железной трубы. И в доме Дмитрия была такая труба, откуда тоже шла вода… Родники в железо люди заковали, воли лишили. Выше природы себя поставили, но она им никогда не простит этого. Потому что люди есть часть этой природы и всегда должны жить с ней в согласии…
И почему дочь его выбрала? А может, и не дочь? А дед небесный? Наверное, потому что внутри у этого человека ещё остались крохи памяти и он живёт не по чьему-то подобию, а так, как его собственный разум подсказывает, — может, оттого… Неизвестно, понимает ли он сейчас его, Невзора, только в голове у Лешего сомнения, по глазам видно. Но это пройдёт, когда узнает всё, увидит многих из рода Невзора. Только нужно вывести народ в безлюдное место. А есть ли такое?
— Не молчи, Леший! Мне надо найти своих людей, надо найти то место, где когда-то было наше селение. Но вы и прошедшие столетия до того изменили местность, что неузнаваема стала… А храм чёрных людей, что на краю села, почему разрушен? Не прижилось, что ли, христианство на Руси? Оно так и должно было быть: силой можно заставить дрова рубить да землю пахать. Вот только верить силой не заставишь…
— Да сначала верили, потом не верили, теперь вроде опять верят и храмы восстанавливают. Кто и
