Глеб велел:
– Успокойтесь! К чему ссориться из-за денег?
– Дело не в деньгах, – начинал повышать голос и Велизарий, – а в воровстве!
– Я убью тебя! – опять обещал Душегуб. Щелкун сказал:
– Проверь, Глеб, деньги. Глеб заглянул в сумку:
– Деньги на месте. Хотя я не помню, сколько их было.
– Вот видишь! – обрадовался Душегуб. – На месте денежки!… Глеб, ты мне веришь?
Глеб хотел замять это дело и сказал:
– Конечно, Каллистрат, я тебе верю. Но здесь обиделся Велизарий:
– Значит, ты не веришь мне? Значит, я солгал? И ничего такого не было? И вор не тянулся к твоей сумке?
Глеб не знал, как быть. Он взял свою чашу. И, пока пил, думал.
Вытер губы рукавом, сказал:
– Я и тебе, Велизарий, верю. Но смотри, в башне полумрак. Костер небольшой, факелы почти прогорели. Мечутся тени. Тебе могло и привидеться…
Глебу очень хотелось прекратить этот спор, но он продолжался бы еще долго и неизвестно к каким бы последствиям привел, если бы в башню тут не вошел Волк. Глаза его выдавали возбуждение.
Волк сказал:
– Крестоносцы!
И все поскорее высыпали из башни на стены – посмотреть.
Но сначала ничего не увидели. Была очень темная ночь.
Стражники крестоносцев услышали…
Из темноты с холмов стали доноситься нарастающий топот, ржание лошадей, крики…
Глеб кивнул:
– Да, похоже, что это они! Давно уже ходят слухи… – и распорядился: – В башне навести порядок… Проверить ворота… Доложить Трифону…
Воины бросились исполнять приказания; внизу, на мостовой, зацокали копыта – кто-то поскакал к начальнику стражи.
И скоро Трифон тоже был на стене.
Начинало потихоньку светать. Стражники пристально вглядывались в тающую мглу. Сначала завидели привычные глазу покатые склоны холмов. Потом разглядели нечто пестрое на них.
Кто-то из стражей охнул:
– Господи! Как их много-то!…
Скоро стали ясно видны бесчисленные конные отряды рыцарей. Холмы были покрыты ими, как лесом. Поблескивали доспехи в бледном утреннем свете, пестрели нарядные одежды и украшенные гербами щиты.
Глядя на несметное рыцарское войско, Трифон щурил глаза:
– О, я их ненавижу!… – прошептал он. – Пока они добрались до города, ограбили и разорили полстраны.
Глеб, слышавший эти слова, сказал:
– Я тоже разговаривал с беженцами. Эти рыцари ведут себя, как враги, хотя спешат назваться друзьями.
– И это не удивительно! Попомнишь мои слова, юноша, не очень-то нужен им Гроб Господень и они сами не верят, что двинутся на Иерусалим. Этим рыцарям нужен Константинополь, а их герцогам – византийский трон.
Глеб был очень удивлен.
Начальник стражи, заметив его удивление, добавил:
– Вот посмотришь, они будут очень настаивать, чтобы мы им открыли ворота, и не будут спешить переправиться через пролив… И если Алексей, устроитель народов, поддастся на уговоры и пустит латинян в город, он тем самым убьет и город, и себя. Но император мудр. И нам остается только положиться на его мудрость, как ему на нашу верность. Алексей найдет выход и на этот раз…
Со стороны латинского войска все время слышался приглушенный шум. И вдруг шум этот стал нарастать и вылился в ликующий крик всего воинства.
– Что там происходит? – не мог понять Глеб. Трифон зло смотрел на рыцарей:
– Так они приветствуют город. Они рассмотрели его наконец! Он им понравился…
Глеб поражался. Этих рыцарей, сильных, хорошо вооруженных, окруженных оруженосцами, было раз в десять больше, чем насчитывало крестьянское ополчение полгода назад. С горечью подумал Глеб о том, что вот это войско отправить бы туда, под Никею, где, наверное, до сих пор высится гора мертвых. Уж эти рыцари разбили бы турок – в том сомнений быть не может!
Латиняне все время были в движении. Новые и новые отряды прибывали к ним. Они выстраивались на холмах в каком-то определенном, известном только самим латинянам порядке.
– А вот и их повелитель! – прошипел Трифон. – Храни нас Бог!…
Перед войсками появился всадник. Все опять закричали – еще громче прежнего. Этот крик двумя- тремя волнами прокатился над холмами.
Вокруг всадника быстро образовалась свита.
Всадник, коего отличал от свиты ярко-алый плащ, обращался к воинству с речью. Время от времени рыцари отвечали своему герцогу радостным дружным криком.
Глеб оглянулся на город. Тот был невероятно красив даже в это пасмурное утро. Жители полиса, привлеченные шумом, взволнованные, начинали скапливаться у стен. Они кричали снизу, спрашивали стражу, что там снаружи происходит и почему не открывают ворота. Воины рассказывали горожанам, что видят. Воинов на стены высыпало – тысячи. Всем любопытно было посмотреть на крестоносцев. И зрелище сильно впечатляло греков.
Вот латиняне прокричали что-то трижды и затихли. Алый плащ направил своего коня к городу. Свита следовала за герцогом на некотором отдалении.
Вот герцог подъехал к воротам и остановился. Некоторое время он ожидал, не сходя с коня. Стража пялилась на этого рыцаря сверху. Сразу бросался в глаза огромный крест у него на груди. Стальные латы отсвечивали голубоватым светом, сверкали золотые шпоры.
Наконец рыцарь сказал:
– Полис! Открой ворота. Ты звал нас. У него был низкий сильный голос. Разумеется, никто не собирался открывать ворота. Рыцарь поднял голову и оглядел снизу стены:
– Есть тут кто-нибудь, способный отвечать за свои слова?
Трифон стал между зубцами башни:
– Слушаю тебя. Говори. Рыцарь поднял забрало:
– Ты кто?
– Трифон, начальник городской стражи. Рыцарь усомнился:
– Ты имеешь право говорить с герцогом? Трифон презрительно усмехнулся:
– Я имею право говорить и с твоим королем, ибо я – начальник константинопольской стражи. Всему миру известно, что наш полис – столица столиц.
Рыцарь не стал больше сомневаться, поскольку выбирать ему сейчас не приходилось.
– Я – Готфрид из Лотарингии. Открой мне ворота… Трифон обернулся к стражникам, среди которых стоял и Глеб, и вполголоса бросил:
– Либо он сумасшедший, либо принимает нас за дураков! Мы сейчас пустим его, пустим эту ораву, и считай – город завоеван!… – рыцарю же сказал громко: – Я не открою ворот.
– Почему? Ты хочешь расстаться с головой? – этот Готфрид держался напористо. – Ваш император нас звал. Он нас ждет, а какой-то начальник стражи не желает нас пускать.
Трифон отвечал невозмутимо:
– Ворота откроются только с повеления императора.
– Почему же он не велит? – недоумевал герцог. – Он что, не знает о нашем появлении? Должно быть, весь мир слышал, как мы сейчас приветствовали его…