накормят нас и не напоят вволю, если не осыпят сокровищами, пойдем на штурм. Не достаточно ли нам страдать под стенами города? Когда еще такое бывало, чтоб благородного рыцаря не пускали в дом?
Ворчали латиняне:
– Терпеть муки голода до утра? Однако постепенно угомонились…
А на следующий день опять подняли шум. Очень были злы. Хотели битвы, хотели добычи. Тогда военачальники, велев трубить в трубы, повели крестоносцев на город.
В тот день был большой христианский праздник, и жители полиса проводили его, молясь в храмах и празднуя у себя в домах. Когда ромеи узнали, что латиняне пошли на приступ, их обуял ужас. Так согрешить против Бога!
Многие уважаемые люди города поднялись на городские стены и пытались образумить крестоносцев:
– Побойтесь Господа! Вы в такой день решили учинить братоубийство.
Но крестоносцы лавиной шли к городу. Они были глухи к предостережениям греков. Они жаждали наживы.
Никифор Вриенний, закованный в золоченые латы, предводительствовал на стенах. И первую атаку крестоносцев отбили. Так в Божий праздник пролилась кровь братьев-христиан. А латиняне, отхлынув от стен, уже готовились ко второй атаке.
Жители полиса кричали им:
– Побойтесь Бога! Спрячьте оружие! Вернитесь в свой лагерь!
Но ромеи взывали к разуму неразумных. Латиняне только насмехались над ними, кричали в ответ проклятья и иные слова, способные осквернить уста не только человека благородного, но и уста простолюдина.
Тогда Никифор Вриенний велел ромейским войскам приготовиться к вылазке. Тяжелая конница и пешие воины выстроились ровными колоннами. Ромеи были полны решимости наказать гнусных заносчивых латинян, возомнивших себя непобедимыми, возомнивших себя господами. Долго терпели греки бесчинства крестоносцев на своей земле, у стен своего любимого города; и радовались тому, что близился час мщения.
Когда крестоносцы опять пошли на приступ, Никифор воскликнул:
– С нами Бог!
И велел раскрыть ворота.
Крестоносцы меньше всего ожидали увидеть перед собой стройные ряды ромейского воинства. Крестоносцы полагали, что ромеи дрожат от страха в своих домах, пряча головы свои на груди у жен. Латинянам виделись уже в грезах россыпи золота на широких константинопольских улицах, виделись переулки, усыпанные сверкающим серебром, и вдруг глазам их открылось блистающее стальными доспехами войско. Латиняне опешили в первый миг, толпы рыцарей приостановились; задние напирали на передних, а те пребывали в растерянности.
И не успели латиняне опомниться, как греки ударили в них тремя могучими колоннами. Страшен по силе был этот удар. Колонны ромеев глубоко вклинились в толпы крестоносцев и многих рыцарей сокрушили в первые же мгновения битвы.
Здесь впервые Глеб увидел, как умеет сражаться Трифон. До этих пор Глеб наблюдал начальника стражи и своего покровителя лишь в поединках и учебных схватках. А сейчас лицезрел его в деле.
Казалось, не было среди латинян могучего рыцаря, способного Трифону противостоять. Ударами шпор Трифон бросал коня на стену закованных в железо крестоносцев. Разил мечом точно и быстро. В мгновение ока он угадывал в доспехах рыцарей слабые места и бил туда без промаха: в сочленения лат, в прорези для глаз, в горло… Если Трифон не находил слабых мест, он, обладающий недюжинной силой, прорубал крепкие доспехи или сталкивал рыцаря с коня.
Трифон шел напролом, наводя на латинян ужас.
Бок о бок с ним прорубался в ряды рыцарей Глеб. Ни в чем не уступал Трифону, а порой и опережал его, стяжая славу.
Не выдерживали щиты латинян, раскалывались под ударами Глеба; проминались доспехи, ломались копья и мечи.
Грызлись между собой боевые кони, сталкивались грудь в грудь.
Волк и Щелкун по обыкновению не отставали от Глеба, защищали его со спины. А Глеб увлекал побратимов в самую гущу крестоносцев; отражал удары стальным щитом и этим же щитом сокрушал неприятеля. Меч его сверкал, как молния…
Многие, очень многие крестоносцы – достойные из достойных – нашли в этот день свою кончину! Сама смерть надвигалась на латинян в грозном обличье Глеба.
Греки дрались зло. Они чувствовали свои силу и превосходство. Разумный стратег Никифор Вриенний хорошо подгадал время, чтобы двинуть войска в бой. В первые же минуты сражения сопротивление растерянных крестоносцев было сломлено. Ромеи вклинивались в гущу латинян стройными, хорошо организованными колоннами, разделяли войска неприятеля, будто рвали пирог зубами, – и по частям добивали.
Рыцари запаниковали. Если кони их не пятились, ромеи их опрокидывали. Грозной штормовой волной наваливались они на испуганных рыцарей.
– С нами Бог!… – витал над битвой клич.
Колонна копьеносцев шла, будто живой таран. Десяток за десятком, сотню за сотней опрокидывали греки латинян. Мольбы и стоны возносились к небесам. Текла ручьями кровь…
Горожане, высыпав на стены во множестве, следили за битвой, дружными криками выражая свое ликование. Был в этот день большой праздник!…
Воины-ромеи чувствовали близкую победу. Торжествовали их сердца, ибо справедливость была восстановлена, а зло не могло уйти от карающего меча.
Многие из латинян искали спасения в бегстве, ромеи преследовали и истребляли их. Но очень велики еще были силы крестоносцев, чтобы говорить о победе над ними. И многие храбрые рыцари сражались умело, самоотверженно, скрепив сердце. Их были тысячи, и следовало затратить ромеям немало сил и упорства, чтобы заставить этих гордых рыцарей отступить.
В пылу сражения Глеб потерял Трифона из виду. Вряд ли Трифона ранили или убили – он был воином из числа непобедимых. Скорее, пути их в битве разошлись. Но побратимы были рядом.
Глеб слышал в стороне торжествующие крики греков. И сам торжествовал, поскольку верил и с каждой минутой все более убеждался, что победа близка.
Свалив очередного рыцаря, Глеб вдруг увидел перед собой могучего человека… с молотом в руках. Он тут же узнал Гийома, и Гийом узнал его. Вот при каких сложных обстоятельствах вновь свела их судьба.
Гийом замер с занесенным над головой молотом, а Глеб не мог ударить его мечом. Они смотрели в глаза друг другу, а вокруг шумела битва. Наконец оба опустили оружие. Ни у того, ни у другого не было ненависти в глазах. На удивление крестоносцам и ромеям эти два великана вдруг рассмеялись и по- приятельски ударили один другого по плечам. Не сказав друг другу ни слова, они разъехались в разные стороны и продолжили битву.
Впрочем битва скоро закончилась, ибо латиняне, почувствовав неожиданную ошеломляющую силу ромеев, понеся большие потери, отступили. И Никифор Вриенний, стратег весьма дальновидный и не желающий полного истребления христианского латинского войска перед лицом коварных турок, запретил своему воинству преследовать крестоносцев. Никифор считал, что рыцарям был преподан урок, который они усвоят надолго.
Под торжественный глас фанфар ромейское славное войско вернулось в город. А доблестное латинское рыцарство, истекая кровью, откатилось к своему притихшему лагерю.
Император Алексей пожелал еще раз переговорить с Готфридом.
Трифон и декархи – а с ними и Глеб, – посетив шатер герцога, раскинутый на одном из холмов, донесли до ведома повелителя крестоносцев желание императора. Уговаривать герцога не пришлось, тот быстро собрался – слуги едва успели оттереть от его лат кровь.
С первого взгляда было заметно, сколь разительные перемены произошли с Готфридом. Верно,
