четвертых…
– Мы поразмыслим над вашими словами, герцог, – опять перебил Готфрида император. – А пока вам нужно будет подождать в предместьях. Место выберете сами.
– Но мы хотим войти в город.
Тут император кивнул Никифору Вриеннию. Тот сразу заговорил:
– Я думаю, лагерь крестоносцев следует расположить не очень далеко от города, чтобы не было сложностей с доставкой продовольствия. Но не следует и располагать лагерь близко. Надо помнить, что с обеих сторон много молодых горячих воинов, отчаянных голов, которые могут повздорить друг с другом из-за какой-нибудь мелочи. Трудно предположить, к каким последствиям может привести даже мелкая ссора, когда на малом пространстве расположены столь великие войска.
Готфрид спросил императора:
– И все же мы можем надеяться, что по некотором размышлении вы, государь, пустите нас в город?
– Надейтесь, – величественно кивнул император.
– Нам ожидать день? Два?.. Неделю?:.
– Ожидайте…
На этом прием был закончен. Трифон и декархи сопроводили латинян обратно к воротам.
Прошла неделя. К городу продолжали прибывать разрозненные отряды крестоносцев. В предместьях полиса было неспокойно. Латиняне жаловались, что пищу им поставляют скудную и несвежую. Голодные и злые, они грабили села, виллы; рыскали по всей округе. Они нападали на небольшие греческие города, отнимали у жителей хлеб, вино, ткани, деньги, устраивали иудейские погромы. Также умудрялись некоторые крестоносцы проникать и в полис. Стража выдворяла их за пределы города. Неоднократно возникали стычки между крестоносцами и ромеями – так латиняне называли византийцев. Лилась кровь… Город оказался почти что на осадном положении. Сохранялась только видимость добрых отношений между латинянами и греками. Народ в полисе начал роптать.
Император, видя, что крестоносцев становится все больше и что ведут они себя все наглее и разнузданней, пытался уговорить их военачальников начать переправу. Алексей посылал к латинянам высших сановников, которые лестью, посулами, подкупами старались склонить вождей крестоносцев к решению поскорее продолжить поход. Но крестоносцы не поддавались на уговоры. Они уже почти не скрывали алчных взглядов, направленных на красивейший и богатейший город мира.
Жители полиса приходили в ужас, когда видели, как прямо у них на глазах росли полчища рыцарей. Эти полчища можно было сравнить разве что с тучами саранчи, уничтожающей все живое на своем пути. Многие греки и иудеи, боясь за свою жизнь и утратив веру в благополучный исход этого противостояния, готовились бежать из Константинополя…
Готфрид опять явился к императору. И Алексей не мог не принять его, ибо всерьез тревожился за судьбу империи.
Герцог шел по коридорам дворца уверенной походкой, сокровища дворца оглядывал по-хозяйски, на стражу ромейскую глядел дерзко и надменно. Но с императором говорил по-прежнему вежливо:
– Государь! Вы не решились еще пустить нас в город? Вы не сжалились еще над своими христианскими братьями?
Алексей Комнин ответил:
– Даже у такого большого города, как Константинополь, – одного из самых великих городов, – ограничены возможности. Он не сможет вместить такого большого войска.
Готфрид как будто начинал чувствовать свое превосходство:
– Мои люди жалуются. Им не достает пищи, они голодают, их мучит жажда.
Император печально кивнул:
– Мои люди тоже жалуются… Я говорил уже об ограниченных возможностях. Полис не в состоянии прокормить столь огромное войско.
Никифор Вриенний спросил:
– Скажите, герцог, когда вы думаете начать переправу?
– О, если б это зависело только от меня! – Готфрид улыбнулся так, как, наверное, улыбается волк при виде отары овец. – Мы не все еще подтянули силы. И вы должны нас понять: горький опыт учит нас. Разве можно забыть тот урок, что преподали нам турки? Вам известно ли, государь, как неверные поступили с нашими ополченцами?.. Они сложили гору из мертвых тел. Мы не хотим, чтобы такое повторилось. Мы соберем в кулак все силы и тогда ударим…- Вам надо переправляться, – настаивал Никифор Вриенний. – Мы уже сейчас испытываем большие сложности с продовольствием. А когда вас, крестоносцев, станет больше, могут возникнуть… трения… недоразумения…
Готфрид из Лотарингии, как бы обидевшись, поджал губы:
– Можно подумать, вы, христиане, не рады нам, христианам. Мне даже кажется, что вы готовы любой ценой столкнуть нас на тот берег – там ведь ждет нас верная смерть. Мы не готовы еще к долгой изнурительной войне.
Так под разными предлогами герцог отказывался покинуть предместья Константинополя и никакие увещевания не могли его поколебать. Готфрид умел говорить и знал, что хотел сказать. И этими умением и знанием с успехом пользовался. На каждый довод императора он тут же, почти без раздумий выставлял два своих довода.
Алексей Комнин сказал:
– Вы явились к нам в помощь, по нашему зову. И как всякий благородный христианин, пришедший в христианскую страну, должны подчиняться государю этой страны. А выступая с войском на нашей стороне, вы должны присягнуть мне. Когда же вы присягнете, герцог?
Готфрид не замедлил с ответом:
– Разве мы не подчиняемся вам, государь, в пределах возможного? Я, конечно, не исключаю мелких недоразумений. Без них не обойтись, когда вершатся великие дела… А присягнем мы чуть позже. Вне всяких сомнений! Но для начала соберемся все…
Так опять кольцо замыкалось на этом неопределенном отдаленном времени, когда все крестоносцы якобы соберутся под стенами полиса.
Когда герцог Готфрид покинул дворец, Никифор Вриенний сказал государю:
– Они не уйдут. С самого начала было ясно, что Иерусалим и Гроб Господень их мало привлекают. Они соберут под городом несметные полчища и пойдут на приступ. Нам вряд ли удастся выстоять. И сей латинянин это хорошо понимает. Вы заметили, государь, что он уже во Влахернах чувствует себя как дома?
Злой огонек загорелся в глазах императора:
– Завтра мы сделаем так, что они вынуждены будут уйти.
– Как?
– Мы прекратим поставлять им пищу.
– Это только обозлит их, – заметил Никифор. – Я боюсь подумать о последствиях.
– Положимся на Бога. Наверное, для нас это самый разумный выход… А ты, Никифор, оставь все дела и займись крестоносцами. Ибо если сейчас не решить, как быть с ними, у нас с тобой может не быть больше дел.
На следующий день обозы с продовольствием не вышли из города. Голодные латиняне прождали до вечера и, когда поняли, что обозов не будет, подняли большой шум и крик. Многие, размахивая руками, призывали братьев-латинян на штурм города. Они кричали, что, захватив Константинополь, каждый найдет себе и пишу, и очаг, и мягкую постель, и красивую женщину в эту постель; будет много вина и веселья; любые сокровища, что стекались в этот город столетиями, можно будет брать:
– И перед Богом мы будем чисты! Разве греки не виноваты сами? Разве не они решили обречь нас на медленную, мучительную голодную смерть?..
– На штурм! – кричали горячие головы.
– На штурм! – вторила им толпа. Но военачальники рассудили иначе:
– Нет смысла лезть ночью на стены. Подождем до утра. И если презренные ромеи не одумаются, не
