любые решения принимала система. Но если положено, то положено. Номер 213 имел голубой жетон, поэтому он не утруждал себя обдумыванием общепринятых вещей, просто не имел такой потребности. Возможно, что обязательное прослушивание просто дань естественному человеческому любопытству. Система знает наши слабости и относится к ним со снисхождением.
Даже в эру всеобщего счастья кто-нибудь оказывается счастливее других. А кто-то - несчастнее. Хотя система и рассчитывала поведение людей наперед, разные люди поддавались калькуляции по-разному. Одни были предсказуемы на сто процентов - и таким жилось счастливее всего, другие были трудно предсказуемы и системе приходилось пускать в ход очень много ресурсов, чтобы рассчитать их поведение, таким людям тоже выделялась их порция счастья, но по необходимости она оказывалась меньше. И изредка рождались люди, чье поведение было невозможно предсказать. Время от времени такие люди совершали поступки, совершенно неожиданные для системы и таким образом, могли повредить самой системе и даже, в предельном случае, нарушить состояние всеобщего счастья. Такие люди получали красный жетон и изымались из общества. С каждым поколением их становилось меньше, потому что предсказуемость, как, к примеру, цвет волос и глаз, наследуется. Обычно наследовался и цвет жетона. Еще полвека назад экземпляров с красными жетонами было вдесятеро больше. Теперь на ежегодную отбраковку забирают не более чем одного из десяти тысяч - и это очень мало.
Самым разумным было бы просто уничтожить этих людей, но система не могла этого сделать - они не совершили тяжкого преступления, по крайней мере пока. Формально они были невиновны.
Номер 213 продолжал прислушиваться к разговору.
- Значит, они не могут нас убить, - спросил Дробь-третий, - но почему все-таки никто не возвращается?
Почему никто не возвращается, вот что ты хочешь знать. Ваши сознания будут записаны на диск. Проанализированы, разложены на состовляющие, исправлены надлежащим образом. Это сложная работа даже для системы. Она займет годы. По прошествии этих лет, из клеток кожи, уже взятых сегодня у вас, будут выращены пустые клоны с абсолютно чистым мозгом и на этот мозг будет записанно исправленное сознание. Ваше собственное сознание, но уже лишенное непредсказуемости. Лет двадцать спустя обладатель красного жетона возродится, но теперь цвет жетона будет фиолетовым - цветом высшего счастья. А старые ваши тела уже сегодня будут выброшенны на свалку, засыпаны землей и станут удобрением для нового поколения прекрасных породистых елей.
Эти люди должны быть счастливы, - подумал охранник с номером 213. Они проснутся фиолетовыми и все блага мира будут ждать их. Их и их многочисленное потомство, если таковое заведется. Все подадут прямо на тарелочке. А тут - голубой жетон тоже не плох, но синего тебе не видать никогда, не говоря уже о фиолетовом. Вот так-то.
Но не возвращаются они не поэтому. Не потому что, пройдет двадцать лет. Просто новые члены общества считают свою прошлую жизнь позором и не хотят контактировать с прошлым никак и никогда. Система их понимает и позволяет селиться в новом месте.
- Нас снова слушают, - сказал Дробь-третий. - у тебя есть карандаш?
- Они прочитают все, что я напишу.
- Не надо писать. Рисуй, я пойму.
- Они прочитают любую схему.
- Не надо рисовать схему. Просто рисуй. Я все равно пойму, без слов и схем. У меня с собой блокнот. Рисуй здесь.
Автобус остановился. Позади был старый лес, впереди - несколько небольших прямоугольных еловых посадок, справа - глубокий ров, на краю которого поставлен передвижной домик с флажком - фабрика по перевоспитанию.
Четыре машины подъехали одновременно - сейчас над обрывом стояли человек шестьдесят. Они сами построились в колонну. Колонна стояла смирно и молча, хотя никто никого не охранял.
- Красивые елочки, - сказала женщина с добрыми глазами только для того, чтобы что-нибудь сказать.
Прямо из земли торчали полукруглые черные металлические тумбы непонятного назначения. Штук шесть.
Аврелий смотрел на свою ладонь.
- Что ты там не видел? - спросил Дробь-третий.
Первая партия обреченных уже вошла в домик.
- О, я много здесь не видел. Отличная ладонь. Посмотри, как она совершенна. Я даже могу изогнуть её лодочкой. Сколько линий, как они изгибаются и при этом не пересекаются нигде... Каждый палец может двигаться сам по себе, посмотри. Вот это главные линии, они образуют букву 'М'. Эта буква означает смерть. Но линия жизни очень длинная. Этого я не могу понять: как можно совместить смерть и очень долгую жизнь. До сих пор мне казалось, что я знаю на этой ладони каждый миллиметр, но сейчас я смотрю и мне кажется, что я вижу её впервые. С тобой так бывает?
- Всегда, - ответил Дробь-третий, - всегда, когда я вижу что-нибудь в последний раз. И когда я знаю, что вижу что-нибудь в последний раз.
Боковая стенка домика раздвинулась, но некоторое время больше ничего не происходило.
Аврелий вынул нож.
- Они не отобрали нож, - сказал он, - Смешно, правда? А знаешь почему? - Они рассчитали, что я никого им не зарежу. Они все знают наперед. И они правы. Я на самом деле ни кого не зарежу. Смотри.
В этот момент из домика вывалился большой прозрачный пакет - десяток тел, плотно упакованных в пленку; пакет покатился вниз по крутому склону. Следующие десятеро уже перевоспитывались внутри.
- Я Терминатор! - завопил Аврелий, - смотрите на меня, я Терминатор, я внутри железный!
Он разрезал кожу на своей руке, подобно древнему киногерою, продолжил разрез до локтя и начал сдирать кожу. Но кожа отдиралась совсем плохо, совсем не отклеивалась; кожа оказалась настоящей - её приходилось подрезать и тянуть на себя зубами. Он перепачкал все лицо в кровь.
Первой заорала женщина с добрыми глазами. Ее вопль подхватили ещё несколько голосов. Женщины визжали. Колонна распалась и люди рванулись в сторону леса.
- Беги в лес! - закричал Аврелий, - под деревьями спутник тебя не увидит! Скорее!
Но Дробь-третий остался на месте. Он помнил значение рисунков, сделанных Аврелием. Рисунки говорили, что если где-то ещё есть свободные люди, то они в лесу, под старыми густыми деревьями, там, куда не проникает прямой солнечный свет. Спутник не может найти беглецов там, а они не могут выйти из- под полога леса. Как только беглец выйдет из тени дерева, спутник его поймает и уничтожит как исключительного опасного преступника. Те люди, если они есть, могли бы выращивать простых животных, вроде кроликов или мышей и питаться их мясом. Они могли бы жить в лесу. Если бежать куда-то, то только в лес.
Но он не стал бежать. Только сейчас он понял, что в лесу никого нет. Если бы в лесах кто-то скрывался, система бы не высаживала все новые и новые ели каждый год. Уже вся земля утыкана еловыми лесами. Но почему ели? Почему не дубы или каштаны? - может быть, те простодушные мечтатели, которые проектировали первые модели системы, любили Рождество и подарки, любили тихий и совершенно особый звон соприкоснувшихся елочных игрушек, любили цветные рисунки, любили смотреть мультфильмы, любили ласкать детей и гладить теплых котят?
Люди бежали в сторону старых елей. Ели были спокойны, как и положено реликтам. Огромные синие кроны, вознесенные над голыми черными стволами и под нижними ветвями метра четыре пустоты - целые тоннели спасительного пространства.
Металлические тумбы развернулись плоскими поверхностями в сторону бегущих.
Первые беглецы уже удалились метров на сто, когда тумбы начали стрелять. Они выплевывали тонкую веревку, на конце которой было несколько шаров; шары вращались так, что не только сбивали человека с ног, но и спутывали его, связывали, оплетали шнуром; задние ряды бегущих свалились; новый залп свалил следующих, а первые пойманные жертвы уже волочились по земле в обратном направлении.
Четверо бегущих уже оказались у самых деревьев; в этот момент четыре беззвучных выстрела со спутника оставили от них горящее нечто на кипящем песке. Еще мгновение - и нЕчто превратилось в ничтО. Что чувствуешь ты, если умираешь со скоростью света? - если ты исчезаешь быстрее, чем твои нервные
