— Игорь Сергеевич не «всякий»… А если вам жалко квасу — не надо.
Лицо у дяди Тимы медленно побагровело. Он хотел было что-то сказать, да вдруг увидел Собачку, которая в это время вбежала во двор. Глаза у него удивленно расширились.
— Это чья такая?! Откуда?
Валька, переборов обиду, ответил:
— Игоря Сергеевича. Собачкой зовут.
— Собачкой? А ну иди сюда, Собачка, иди, не бойся, не укушу.
Собачка приветливо завиляла хвостом и подошла. Дядя Тима запустил короткие, толстые пальцы в густую рыжую шерсть, зацокал языком.
— Хороша! Ах, хороша! Шерстища-то какая: ищи — не найдешь.
Валька просиял: будто его похвалили.
— Песик что надо. Утопающих спасает. Игорь Сергеевич рассказывал, что уже одну девчонку из реки вытащил. Тонула она.
Дядя Тима продолжал гладить и мять Собачку.
— Ну и шерстища! Высший сорт. Вот бы раздобыть такую, а?
Валька вздохнул только: где возьмешь? Купить? Дорого, наверно… Денег, поди, и за год не наэкономишь. А иметь такую собаку разве откажется кто? Это просто счастье.
Пришла тетя, принесла запотевший бидон с квасом. Валька взял его, собираясь идти. Однако дядя Тима остановил:
— Погоди, я сейчас… — И заторопился в избу.
Через минуту он вышел, неся большую миску, полную супа с ломтями хлеба.
— Как же такую гостью да не покормить, а? Нехорошо, нехорошо… Ну, иди сюда, как тебя там… Собачка?
Собачка не отличалась особенной гордостью и приняла угощение. Она ела не жадно, но быстро, с аппетитом.
Валька присел рядом и с удовольствием наблюдал, как пустеет миска. Наконец, Собачка облизнулась, глянула на Вальку.
— Ну что, наелась? Подай дяде Тиме лапу.
Собачка подала. Дядя Тима тонко засмеялся.
— Ишь ты — ученая. Приходи еще в гости.
Валька подхватил бидончик.
— Ну, я побегу, дядь Тима. Я быстро.
— И то, поторопись, Валенсин. Огородишко полить надо. Уяснил?
Валька не задержался и до самого вечера поливал грядки. Устал изрядно, однако настроение было хорошее.
Да и разве оно могло быть плохим? Завтра приедут студенты Игоря Сергеевича. Это — раз. Послезавтра раскопки — два. А три — дядя Тима снял с Валькиных ног мерки и скоро примется за унты.
В эту ночь Валька спал беспокойно: боялся прозевать теплоход со студентами. И все-таки прозевал, и по самой обидной причине — проспал. Когда он прибежал на Раздумье, в березняке белела уже не одна палатка, а целых шесть. Всюду сновали загорелые усатые и бородатые парни в разноцветных плавках.
Валька стоял в сторонке, смотрел на них, и обида поднималась в нем: никто сегодня не встречает Вальку — ни Собачка, ни Игорь Сергеевич. Им сразу стало не до него, сразу забыли. Валька уже хотел было повернуться и уйти, но его окликнул коричневатый, заросший дикой бородой парень.
— Что стоишь сиротой? Подходи, гостем будешь, кунаком.
Валька подошел.
— Мне бы Игоря Сергеевича.
— Что, на работу пришел наниматься?
Валька хмыкнул.
— Зачем наниматься? Я и так буду помогать вам.
Бородатый заулыбался широко и приветливо:
— Молодец! Значит — наш парень. Принимаем. Только бороду придется отпустить. Без бороды или усов — никак.
Валька повеселел, засмеялся.
— Я из шубы наклею…
Теперь парень захохотал:
— Все! Договорились, кунак. А Игорь Сергеевич вон, у третьей палатки. Ящик распаковывает. Валька бегом к нему:
— Здравствуйте, Игорь Сергеевич!
Игорь Сергеевич обернулся, обрадовался.
— Валя?! Наконец-то. Собачка не с тобой?
— Не-ет!.. А что?
Игорь Сергеевич потускнел, нахмурился.
— Пропала Собачка…
Валька выкрикнул растерянно:
— Как пропала? Когда?
— Не знаю. С вечера со мной была… Я надеялся, что она у тебя. Наверное, в лесу рысь задрала…
Валька стоял опустив голову. Хорошее настроение будто ветром сдуло. На глаза вот-вот навернутся слезы. Еле выдавил:
— Я пойду… Поищу… Может, заблудилась… Я сейчас…
Долго бродил он по лесу, тоскливо и безнадежно зовя Собачку, устал, исцарапался. Чуть было не заблудился. Наконец, измучившись, пошел домой.
Дядя Тима копошился в сарае. Увидел Вальку, крикнул весело:
— Ты чего такой кислый? Проголодался, поди? А ну, айда ко мне, обрадую.
Валька подошел нехотя. Дядя Тима ткнул пальцем в угол сарая.
— Гляди-ка что. Добыл все-таки. Для тебя.
Валька вскинул глаза и замер: на жердине, растянутая, висела сырая, местами окровавленная рыжая шкура со знакомым белым пятном…
— Собачка?! — сиплым, перехваченным голосом выкрикнул он.
Дядя Тима довольно хохотнул.
— Была. Теперь шкура на унты. Высший сорт. Что, обалдел? Рад? То-то. Только ты, Валенсин, того… молчок… Никому ни слова. Мало ли где может пропасть собака, а у тебя — унты! Уяснил?
Валька будто проснулся. Бледный, с круглыми, почерневшими глазами, он вдруг закричал хрипло и страшно:
— За что?! За что убил?! А?! За что?! Грызунок ты! Грызун! — И кинулся на дядю Тиму.
Тот сильной оплеухой выбросил Вальку из сарая. Валька упал, поднялся и с каким-то не то стоном, не то воем бросился со двора…
Дядя Тима закричал:
— Ты куда? Куда? Вернись, дурак лопоухий! Для тебя старался. Вернись, говорю!..
…Ночь Валька провел в палатке Игоря Сергеевича. Не спал. Плакал, подрагивая, словно в ознобе. Игорь Сергеевич обнимал Валькины худые, острые плечи, тихо и ласково успокаивал, как мог. Однако Валька так и не сомкнул глаз. А утром, не заходя в село, он первым теплоходом уехал домой.
На пустом причале одиноко стоял осунувшийся, грустный Игорь Сергеевич и медленно махал Вальке рукой.
