Народ рукоплещет. Фукье и Эрман совещаются, составляют бумагу, вполголоса перечитывают написанное.
Камилл
Дантон. Мы уличим этих мерзавцев. Вы увидите, как они плюхнутся носом в собственное дерьмо.
В зале смешок. Люди переговариваются, спорят.
Если французский народ таков, каким он должен быть, то мне же еще придется просить помиловать их.
Филиппо. Помиловать тех, кто хочет нашей гибели?
Камилл
В зале смешок.
Эро
Дантон. Дурачье! Обвинять Дантона и Демулена в борьбе против Республики! Кто же у нас теперь патриот, Баррер, что ли? А Дантон — аристократ?
Смех в той группе, к которой обратился Дантон; смеются и присяжные.
Франция еще долго будет расплачиваться за эти враки.
Фукье
Дантон. Поди-ка поучи своего отца, как надо рожать детей!
Во время разговора Дантона с его друзьями в зале смеются и весело переговариваются.
Ведь я же и учредил этот трибунал, так что я кое-что в этом деле смыслю.
Камилл. Я снова радуюсь дневному свету. Был момент, когда он казался мне тусклым, безжизненным, как в склепе.
Дантон. Оживился не свет, а ты сам. А то было совсем раскис.
Камилл. Я стыжусь своей слабости. У меня плоть немощна.
Дантон. Хитрец! Тебе просто хотелось понравиться женщинам. Ты своего добился. Смотри, вон та девчонка делает тебе глазки.
Эро
Дантон. Почему, красавчик?
Эро. Вы делите шкуру неубитого медведя, а ваша собственная уже запродана.
Дантон. Моя шкура? Да, я знаю, на нее немало охотников. На нее целится Сен-Жюст. Что ж, пусть попробует! Если ему удастся, пусть сделает себе из нее коврик перед кроватью.
Эро. К чему вся эта суматоха?
Фукье, написав бумагу, отсылает ее с одним из караульных.
Председатель. Пока придет ответ Конвента, будем продолжать допрос.
Жандармы заставляют подсудимых сесть на свои места.
Народ. Тише, тише!
Председатель
Филиппо. Пьер-Николá Филиппо, бывший судья Манского суда, представитель народа в Конвенте.
Председатель. Сколько вам лет?
Филиппо. Тридцать пять.
Председатель. Когда вас послали в Вандею, вы пытались парализовать национальную оборону; злобными памфлетами вы стремились подорвать доверие к Комитету общественного спасения; вы участвовали в заговоре Дантона и Фабра, возникшем с целью восстановить королевскую власть.
Филиппо. Я обрушил гнев народа на разбой некоторых генералов. Это был мой долг, я его исполнил.
Председатель. В той беспощадной борьбе, где на карту поставлена Франция, ваш долг состоял в том, чтобы привести в действие все силы Нации, вы же их подрывали.
Филиппо Ронсен и Росиньоль — это позор для человечества.
Давид. Он сам вандеец!
Фукье-Тенвиль. Ты являлся представителем не всего человечества, а своей отчизны.
Филиппо Моя отчизна — человечество.
Несколько одобрительных возгласов. Большинство возмущено.
Председатель. А те, кто возбуждает в вас сочувствие, — роялисты, которых подавил Росиньоль, — сами-то они уважали человечество?
Филиппо. Преступление ничем нельзя оправдать.
Фукье-Тенвиль. Победой.
Давид. Браво, Фукье!
Голоса. Верно, верно, браво!
Филиппо. Обвинитель! Я обвиняю тебя.
Камилл. Я прошу народ обратить внимание на позорные слова обвинителя.
Фукье-Тенвиль
Народ разделился; некоторые аплодируют Фукье; в зале идут громкие разговоры.
Дантон
Камилл
Дантон. Довольно я их сам себе накидал!
Председатель
Несколько голосов
Вестерман. Это мне? Фу, черт! Вперед!
Председатель. Ваше имя?
Вестерман. Сам знаешь.