обстановку. Но тут он снова увидел ее и понял, что это знак победы. Она не спеша подошла к вертящемуся стенду. Серебряные браслеты на ее руках сверкали в лучах света, иссиня-черные волосы блестели. Внимательно посмотрев несколько моделей, проплывавших перед ней, она уверенно сняла светлый костюм-тройку, аккуратно расправила какую-то невидимую складочку на пиджаке и с открытой приветливой улыбкой подала костюм стоящему рядом с ней покупателю:
— Примерьте этот. Уверяю, он вам пойдет! Ну вот, примерочная освободилась, пожалуйста, прошу вас. — Ласково взяв за локоть слегка ошарашенного покупателя, она повела его к темно-коричневой бархатной портьере, раздвинула ее и, оставив покупателя в примерочной, задвинула снова.
— Если понадобится, укоротим на два-три сантиметра брюки — и все будет прекрасно! проговорила она весело и громко — так, чтобы в примерочной было слышно, и снова подошла к стенду, где ее уже ждали другие покупатели, причем число их увеличивалось с каждой минутой.
Но, боже мой, разве это ее голос?! В быстрой словесной перестрелке тогда, в 'Запорожце', когда он спросил, почему она остановила именно его, а не какой-нибудь экстравагантный лимузин, и она сказала про кузнечика и бабочку, голос ее, несмотря на сарказм, звучал — он может поклясться в этом! — холодно и сухо, нервно и резко, как будто ей хотелось заплакать, закричать: 'Оставьте, оставьте вы все меня в покое!' А когда он пригласил ее вместе пообедать, она как ножом отрезала: 'Я не голодна!' Он слишком хорошо запомнил все это! А теперь какой тембр, боже, какой тембр! Какая мелодичность, какая сила и мягкость! Она вполне могла бы стать джазовой певицей, или нет, лучше народной.
Гео тихо подошел к стенду и сделал вид, что выбирает себе костюм, при этом старался все время стоять спиной к любезной продавщице, чтобы она не смогла убежать, исчезнуть, когда посмотрит ему в лицо и узнает его. Впрочем, что еще за фантазия, куда она убежит? Это тебе не летнее кино, милая, а я не Длинные Уши! Да и зачем ей убегать? Ведь для нее он, Гео, всего-навсего обыкновенный моторизованный пижон. Значит, надо, чтобы она думала, что он пришел сюда только ради нее. Настоящий театр. Но кому это нужно? Не лучше ли было бы сказать все прямо, как есть, как подобает человеку из милиции, для которого все или почти все вопросительные знаки сняты? Однако любим мы с вами трогательные сцены, когда нужно и когда не нужно, и даже серьезные люди из криминального отдела не исключение…
Тем временем волна покупателей все прибывала. Все обращались к Эмилии, теребили ее, требовали, а она с открытой улыбкой, доброжелательно старалась облегчить всем сложную проблему выбора. Интересно, почувствовала ли она, что он пристально, пристрастно, исподтишка наблюдает за ней? Нет никаких сомнений в том, что она уже привыкла к восхищению, поклонению, восторженным комплиментам, тем более что теперь она на виду, и наверняка умеет держать себя гордо и достойно. Ну, так или иначе в бой!
Он выбрал себе костюм такого размера, в котором мог бы смело выступить в роли циркового клоуна, и направился к освободившейся примерочной. Эмилия внимательно посмотрела на него, вернее, на костюм в его руках. Нет, она его не узнала. Да и с какой стати она должна была запомнить его? Обыкновенный, каких тысячи, простой смертный. И сверх того — небольшой рост, никаких особых примет. Так что отбрось всякие иллюзии, дорогуша, и по одежке протягивай ножки…
Интересно, что она скажет, когда увидит на нем этот гулливеров костюм? Однако он решился — быстро задернул бархатную портьеру, переоделся и вышел в салон. Большое зеркало стояло сбоку. Он приподнял брюки и посмотрел на свое отражение. Чучело патентованное. Чарли Чаплин в болгарском издании, разве что отглаженный. Сзади он услышал веселую дробь каблучков Эмилии.
— Нужно было сначала меня спросить. -Она едва сдерживалась, чтобы не расхохотаться. — Я сразу поняла, что вам этот костюм велик, но вы поспешили.
Господи, ну до чего же она красива, просто дух захватывает!
— А укоротить нельзя? — Он снял пиджак и перебросил его через руку.
— Можно только распороть и сшить заново. — Она уже улыбалась широко и счастливо. — Извините, я пошутила. У нас сейчас нет костюмов вашего размера и роста. Вы, наверное, знаете, что вам нужен сорок четвертый, второй рост — это молодежный размер.
Черные колодцы ее глаз, так хорошо уже знакомые ему, теперь светились радостью и довольством.
— Но если я скажу вам по секрету, что сегодня мне просто необходимо быть в новом костюме?
— Я вам очень сочувствую… Знаете что? Приходите завтра, я проверю на складе. Можете даже по телефону позвонить, чтобы не ходить зря. Спросите Эмилию.
Те же, те же звездные колодцы глаз, от которых так трудно оторваться!…
— Завтра будет поздно. Потому что я собираюсь сегодня пригласить одну очень красивую девушку пообедать со мной…
Эмилия спокойно выдержала его взгляд и усмехнулась с плохо скрытой иронией:
— Уж не меня ли вы имеете в виду?
— Угадали!
— И совершенно напрасно, вы герой не моего романа.
— Благодарю за откровенность.
— Пожалуйста, тем более я еще тогда сказала вам то же самое…
— Что, простите?
— Ну-ну, не надо устраивать театр. Или, может быть, вы близнец того, кто подвез меня до Пловдива?
Гео поднял руки:
— Сдаюсь! Один я у отца и матери. Впрочем, я просто счастлив — значит, и меня можно запомнить. Но ради установления истины вы разрешите мне внести поправку?
— Только в двух словах, покупатели ведь ни в чем не виноваты.
— Хорошо. Вы, видно, запамятовали — тогда вы мне ничего не сказали о героях вашего романа и моем несоответствии им. Просто отказались, причем довольно невежливо, пообедать со мной.
— Пусть так, зато теперь говорю. И снимите, пожалуйста, поскорее брюки от костюма, если не хотите собрать вокруг толпу.
— Ничего не выйдет, Эмилия! Мы как французы — преследуем до конца. Брюки я сейчас вам отдам, но вы кончаете работу в три тридцать, и ровно в три тридцать я жду вас у входа.
'Собираюсь, как на любовное свидание', -с иронией подумал Гео, тщательно бреясь, увлажняя лицо тонко пахнущим 'Арамисом' и раздумывая над тем, как одеться. На самом деле он изрядно волновался перед встречей с Эмилией: по сути, сейчас должна состояться финальная сцена этой необычной драмы, и от того, как он будет выглядеть и вести себя, очень многое зависит.
С волнением легче всего справиться посредством 'физических действий', как учил актеров великий Станиславский. Вынуть из шкафа молочно-кофейного цвета костюм, приложить к себе модную рубашку, примерить туфли на высоких каблуках — может, хотя бы в них не будет так ощутим его небольшой рост, когда они с Эмилией отправятся обедать. Но в последний момент он решил отказаться от нарядного костюма и высоких каблуков. Игра в кошки-мышки кончена. Последний рывок, и кто знает, может, они больше никогда не увидятся. А ведь что греха таить, пережив в душе жизненную драму Эмилии, Гео уже воспринимал ее как близкого, почти родного человека, более того — у него с некоторых пор появилось даже какое-то чувство ответственности за нее, словно она была его младшей сестрой. А говорят, те кто работает в милиции, люди без нервов, с холодными тренированными сердцами. Чепуха!
Он вышел из дома в грустном настроении, позволив себе слегка размякнуть. Ко всему прочему, его совсем не радовала перспектива пешком ходить по центру и искать приличный ресторан, открытый в это время. Улица втянула его в себя, как голодная раскаленная докрасна печь, обещая до трех тридцати превратить его в классический тип головешки. Это значит, что в ресторане кроме комфорта и разнообразного меню должно быть хоть относительно прохладно, лучше всего — кондиционеры. 'И вправду, я думаю об этой встрече как о любовном первом свидании'. Придя вторично, эта мысль уже не раздосадовала, а развеселила его, и в трамвае он почувствовал, что от уныния и грусти и следа не осталось.
Ресторан 'Красное знамя' — именно то, что нужно, всего в полукилометре от магазина Эмилии. На втором этаже нашелся укромный уединенный зальчик с окнами на Национальный совет Отечественного Фронта и редакцию журнала 'Отечество'. На подоконнике уютно расположились вазоны с типичными для
