Эва просунула руку сквозь прутья и гладила Цезаря, трепала его гриву, чесала за ухом. Громадный страшный зверина закрывал глаза и ласково урчал. Совсем как кот.
Ян не отваживался делать такое, а Витька и подавно.
— А вдруг цапнет, не боишься? — спросил Витька.
— Меня? — Эва звонко расхохоталась. Ян тоже засмеялся:
— Они у неё куклы были. Один раз Эва сама Аду кусала. Ада не хотела на спину лечь. Эва злился, кусала лапу Аде. Карл Хансович очень сердился. Ада хромала.
Витька недоверчиво поглядел на Эву, потом на львицу.
— Правда? — спросил он.
Эва кивнула.
— Правда. Я ещё маленькая была. Глупая. Мне потом очень жалко было Аду. Я даже плакала. Папа меня сильно ругал. Говорил, что я мучительница.
В школе Витьке здорово досталось. Он честно сказал Людмиле Антоновне, что прогулял просто так. Рыбу ловил.
Людмила Антоновна рассердилась, отругала его и предупредила, что вызовет бабушку в школу, если ещё раз такое получится.
— Не получится, Людмила Антоновна, честное пионерское, не получится. Я теперь буду совсем другой. Хороший. Я решил.
— Что это ты вдруг? — подозрительно спросила Людмила Антоновна.
Витька поглядел на Эву и тихо сказал:
— Это не вдруг. Это постепенно.
— Посмотрим, — весело сказала Людмила Антоновна и тоже поглядела на Эву.
Драка
За день до премьеры приехал Эвин папа Карл Хансович. Но Витька его не видел, он был в школе. А потом Карл Хансович репетировал — и в цирк никого не пускали.
В тот день никто не тренировался. Манеж отдали Кличису.
Сквозь тонкий брезент слышался львиный рёв, гулкое щёлканье бича, крики и какие-то ещё непонятные и жуткие звуки.
Эва вышла из фургончика, увидела Витьку и помахала ему рукой.
— Пойдём погуляем, Витя. Я сегодня свободна.
— Эва, а чего они так рычат? Никогда они ещё так не рычали. Они его не съедят? — спросил Витька.
— Не бойся. Не съедят. Просто не хотят работать. Они лентяи. Ты очень любишь учить уроки?
— Не очень.
— Вот и они не очень. — Эва рассмеялась. — Пошли гулять.
Они спустились к Серебрянке.
— Красивая у вас речка, Витя. Тихая, спокойная. Ты меня возьмёшь на рыбалку?
— Возьму.
Витька тронул Эву за руку, заглянул ей в глаза.
— Скажи, Эва, тебе не страшно там, наверху? — тихо спросил он.
Эва отняла руки и ничего не ответила. Потом стала рассказывать, как они с Яном ловили в Печоре навагу. Вез крючков. Просто привязывали к леске кусочек мяса, и навага так вцеплялась в него зубами, что её с трудом отрывали уже в лодке.
— Такая жадная рыба! Фу! Хищник. Иногда по две вытаскивали. Одна за мясо держится, вторая — за её хвост.
Ребята шли по лугу, и Эва рассказывала, что в этом году она училась в пяти школах и как это скверно — только подружишься с ребятами, глядишь, а уж надо уезжать.
— Но я, видно, привыкла. Я бы, наверное, не смогла жить всё время в одном городе. Затосковала бы, — задумчиво сказала она.
Витька слушал, и ему было очень грустно. Может быть, и не хорошо завидовать, но он завидовал ей тихой безнадёжной завистью.
Он искоса поглядывал на неё и чувствовал себя неуклюжим и глупым. «Ну, что я ей могу рассказать? Как ловить раков? Так ей на это — тьфу! Очень ей, девчонке, это надо. Тринадцать лет сиднем просидел в своём Зареченске. Ничего не видел, ничего не знаю…» — думал Витька.
Он вздохнул и начал рассказывать Эве про мимикрию.
Эва внимательно слушала, а потом сказала:
— Какой ты умный, Витя! А я всю жизнь вижу львов и не знала, почему они жёлтые.
Витька изумлённо взглянул на неё: смеётся она, что ли?
— Эй ты, девка в брюках, а ну, поди сюда, — раздался хриплый голос.
Витька оглянулся и увидел двух мальчишек чуть постарше его.
Мальчишки были мордастые, в плоских кепочках с пуговками и малюсенькими козырьками.
Они стояли широко расставив ноги и рассматривали Эву наглыми прищуренными глазами.
У одного из них на губе висел замусоленный окурок.
Эва пошла им навстречу. Витька за ней.
— Глянь-ка, Федька, девка в брюках! С кого сняла? С него? — мальчишка ткнул пальцем в Витьку.
— Нет, это мои брюки, — сказала Эва.
— Её брюки! Слышишь, Федька? Её брюки! А это мы сейчас проверим, — мальчишка протянул коротенькую, в заусеницах руку.
Витька шагнул вперёд, заслонил Эву и сказал:
— Не трогай её.
— Шо?! — закричал мальчишка и выплюнул папиросу. — Ты слышь, Федька, защитник нашёлся. Девку защищаешь. А сопли утёр?
Мальчишка протянул руку и больно дёрнул Витьку за нос.
Витька оттолкнул руку, и в тот же миг ему показалось, что из его правого глаза брызнули разноцветные искры.
Витька закрыл лицо руками, согнулся и почувствовал, как его очень больно ударили в ухо.
Тёмная слепая ярость налила Витькины руки свинцом.
Он услышал испуганный, недоумевающий голос Эвы:
— Мальчики, что вы делаете? За что?
И ринулся вперёд. Витька вцепился руками в новенькую куртку своего врага и что было сил ударил его головой в подбородок. Витька услышал, как у мальчишки клацнули зубы, и ещё раз ударил, и ещё.
Боли он не чувствовал.
Мальчишка завыл и опустился на колени. Второй, которого звали Федькой, подбежал сзади и стукнул Витьку по спине. Потом суетливыми движениями он стал оттаскивать его от своего дружка.
Витька ещё раз рванул куртку так, что она затрещала, и, отпустив её, обернулся к Федьке.
Видно, лицо у Витьки было такое яростное, искажённое, что Федька охнул и, как заяц, приседая, побежал прочь.
Эва стояла, прижав ко рту крепко сжатые кулачки, и глаза у неё были огромные, как небо. И такой в них был страх, что Витька снова обернулся к мальчишке, готовый драться до последнего.
Но тот сидел на траве, размазывал кулаком слёзы по красной физиономии и рассматривал разорванную куртку.
Он тихонечко выл и приговаривал:
— Куртку порвал, бешеный… Новенькую куртку… мою куртку… Как я теперь домой покажусь? Я тебя просил рвать? Просил, да?
Эва подошла, схватила Витьку за руку, и они побежали по лугу.
