— Сами поймете! — сказала улитка. — Только смотрите, не медлите, когда время придет!
Она оглядела Мишку снова вздохнула:
— Ну, точно, я тебя видела! Вылитый мальчик с Луны! Когда вас вели на костер…
— Глупости! — закричал Мишка. — Не надо меня пугать! Вы меня видели гораздо позже! Не в средние века! Это же я вас спас! Когда вас выбросило на песок! Я вами сперва играл в футбол, а после понял, что вы живая… И вы сказали, чтобы я вас бросил в море!
— Так это был ты? — спросила улитка. — Спасибо тебе, ты добрый мальчик! Стоило бы поблагодарить тебя гораздо раньше, но ведь я не знала, что это был ты. Я чуть жива была, не было сил даже высунуться из домика и поглядеть….
Тут волна снова подхватила улитку, и она уплыла в море. А ребята попрыгали со своего самодельного мостика в лесную протоку.
… Двери чулана раскрылись. На пороге стояли в белых фартуках и в поварских колпаках… Ой, кто это! Серые, с вытянутыми усатыми мордами, покрытым короткой шерстью…
— Гигантские крысы! — тут же вспомнила Даша. — Я про вас тоже что-то сочиняла. Вы — крысята- поварята!
— Они самые! — отрапортовали те. — Мы служим придворной каракатице! Идем с нами, пора! Скоро обед!
«Была ни была!» — подумала Даша и, прыгнув вперед, что было силы толкнула обоих поварят. Те пошатнулись — но позади них стояли другие точно такие же крысята-поварята! Она только сейчас заметила… Сколько их? Десять? Двадцать? Сто? И все как будто ждали своего часа. Раздался громкий свист — и они разом прыгнули на Дашу! Она месила их кулаками, пинала, толкала головой. Но сзади кто-то уже схватил ее за ногу, дернул. Она поехала, успев схватить за лапу одного из поварят. Тот выпустил от неожиданности половник. И вот уже половник в руках у Даши — и Даша машет им и, падая, раздает удары направо и налево! Только бы удалось высвободить ногу…
— Врешь, не уйдешь! — ближайший поваренок совсем уж было собрался накинуть на нее колпак, точно сачок, которым ловят бабочек. Но сзади кто-то вдруг прыгнул ему на плечи, вцепился в уши!
Мишка! Откуда ты?
А рядом — Катя, спортсменка, уже вовсю громит кухонное войско. Кья! Кья! Так и взлетают вверх ее длинные ноги в красных кроссовках — и с каждым ударом падают, оглушенные, гигантские крысята. Долго им приходить в себя!
Валя и Люда облюбовали себе по одному крысенку, вцепились им в шерсть на мордах и треплют эту шесть, изо всех сил, помогая себе громким визгом. У крысят уже и слезы из глаз брызнули. Генка, не зная, как скорее пробраться на помощь Даше, отступил назад, оттолкнулся двумя ногами и прыгнул вперед, нырнул, согнувшись, тараня головой крысиную толпу.
А в середине зала Пашка отбивался поварешкой от целой дюжины крысят, громко ругаясь:
— Ну, Дашка, ты даешь! Придумала на наши головы… В другой раз знай, что сочинять!
И вдруг кто-то из крысят схватил его за плечи, вырвал поварешку, заломил руки назад… Пропал бы Пашка, если бы, откуда ни возьмись коврик не коврик, одеяло не одеяло само собой не облепило крысе морду, не закрыло ей глаза, не обмоталось вокруг шеи.
Ух! Крыса выпустила Пашку и стала мотать головой, пытаясь освободиться.
Это кофта вмешалась в сражение. Да здравствует кофта! Выведя из строя одного, самого сильного, повара каракатицы, она перекинулась на другого, третьего. Напрасно крысята махали половниками, пытаясь сбить летавшую над ними, как гигантская птица, кофту. Из-под потолка она зорко следила за полем битвы и пикировала то и дело вниз — как раз туда, где она была нужнее всего…
— Где мой обед? — раздался вдруг громовой голос.
Каракатица стояла в дверях.
— Похожа! — сказал Пашка. И каракатица, оказавшись среди своего поверженного войска, вдруг растерялась:
— Что? На кого похожа?
— На Дашкин рисунок на обложке дневника!
Быстрота и натиск помогли друзьям окружить каракатицу и затолкать ее в темный чулан. Двери подперли ящиками, бревнами — всем, что нашлось.
Там и здесь лежали побитые большие крысы. Они терли невидимые под шерстью синяки. В зале раздавался громкий писк.
Переступая через крыс, ребята выбежали на улицу.
Чужой, незнакомый город лежал перед ними. Низкие, кривые дома, дорога, залитая помоями… Но эта дорога определенно куда-то вела! Друзья побежали по ней.
Глава 16. Что было дома
Можете представить, как рассердилась Светлана Карповна, Дашина мама, когда, придя домой, увидела на полу следы грязных ботинок. Дашины друзья не слишком чисто вытерли ноги. Следы вели в дочкину комнату. Она была пуста. В ней царил беспорядок. Коробка с игрушками была наполовину выдвинута из-под стола. Под ней в линолеуме оказалась странная дыра, и там чернел голый бетон.
Можете представить, как ждала Светлана Карповна дочь, чтобы услышать от нее, что здесь произошло. Конечно, жаль, что Дашин отец в командировке. Но ничего, она и сама сможет поговорить с дочерью, как надо!
Светлана Карповна сердилась все сильнее оттого, что Даша не возвращалась слишком долго. Она весь вечер придумывала для дочки наказания. И не заметила сама, как негодование сменилось страхом за дочь.
Ближе к ночи мама нашла свалившуюся под стол записку: «Не ищите меня. Уехала с ребятами из класса на тропический остров».
И тут же стали раздаваться звонки в дверь. Несколько Дашиных друзей сегодня тоже бесследно исчезли. В своих записках они написали, что отправились куда-то вместе с Дашей Птичкиной. И теперь их родители ждали от Дашиной мамы объяснений.
Генка не оставил матери записки. Но она знала по опыту, где надо искать сына, если его долго нет.
— Била ты свою Дашку мало! — с порога заявила она соседке. — Если бы ты драла ее так же, как я своего, — сидели бы они оба сейчас дома!
— Но ты же своего била, сколько надо? — растерянно спросила Светлана Карповна.
— А толку-то бить, если за стенкой — дурной пример! Такая хулиганка — и почти не бита. Вот и моему, понятно, тоже захотелось безнаказанности. Ходил за твоей Дашкой, точно хвост… Ты же не станешь спорить, что это Дашка сманила с собой Генку?
— Почему — Дашка? — слабо возразила Светлана Карповна.
— Так мой-то — дурачок! Уж сколько я драла его — а он никогда не думал бежать из дома! И не додумался бы сам, — победно отвечала ей соседка, протискиваясь мимо нее в дом.
— Я говорила, чтобы ты перевел Павлика в блатную школу! — не обращая внимания ни на кого вокруг, стала выговаривать мужу Трансильвина Валтасаровна.
— В элитную, Таисья, — оборвал ее Сергей Павлович.
Трансильвина Валтасаровна никому не позволяла называть себя Таисьей. Тех, кто нарушал запрет, ждала такая взбучка, что бедняга ежился потом целую неделю.
О том, что ее когда-то звали Таисией Васильевной, не подозревал даже ее собственный сын Пашка. Узнай он об этом — вот бы удивился. А если бы ему сказали, что когда-то его маму звали Таськой — он ни по чем бы не поверил.
Словом, услыхав, что муж вопреки всем запретам называет ее Таисьей, как много лет назад, Пашкина мама поняла, что он действительно здорово расстроен. Так, что ему даже ее гнев сегодня будет ни по чем.
