удобный тренировочный костюм.
— Это кимоно Джейми, — сказал он, бросая его Мэг. — Но тебе должно прийтись впору. — Он кивком указал ей на дверь в противоположной стене зала. — Можешь переодеться там.
— Так запросто? — возмутилась Мэг. — А если я не хочу? Мое мнение уже ничего не значит?
— Нет, — ответил Лукас. — Не значит.
— Как интересно, — произнесла она, выпрямляясь в полный рост. И сказала ледяным тоном, таким, на какой только была способна: — Никогда бы не подумала, что ты такой любитель подраться.
Лукас оставался невозмутим, лишь сощурил глаза.
— А я бы никогда не подумал, что ты такая дурочка. Будешь ты переодеваться или нет, а занятие состоится.
— Но почему? — не унималась Мэг. — Почему сейчас? Что за спешка? — И почему ему, который избегает ее любым способом, вдруг позарез понадобилось оказаться здесь, с ней наедине?
Лукас отвернулся и спокойно достал из шкафчика свое кимоно.
— Потому что со вчерашнего дня Блейк, а также Джеймс и Одри знают про тебя все. И страшно подумать, сколько еще всяких психов и чокнутых прознали уже про твое богатство. Потому что, — продолжал он, — террористы разуму не внемлют. И потому что молния может дважды ударить в одно и то же место. А еще, — тут он с лязгом захлопнул дверцу шкафчика, — ты не можешь заниматься как следует, потому что боишься причинить боль другому. — Он стоял к ней спиной, и она видела, как вздуваются и опадают мышцы его плеч. — Можешь и не переодеваться, — спокойно закончил он. — Но я переоденусь. И когда вернусь, мы будем тренироваться.
Мэг начала переодеваться. Руки у нее дрожали, когда она снимала с себя мягкую шерстяную кофту и надевала жесткое от крахмала хлопчатобумажное кимоно. Переодевшись, она вышла в зал. В центре его лежал мат. Мэг заметила у стены рядом со входом скамеечку и безвольно опустилась на нее.
Блейк знает. Джеймс и Одри тоже. Они враз объявятся. Мэг в этом нисколько не сомневалась. Лукас, впрочем, тоже. Но почему он обрушил эту новость на нее как… снег на голову?
Блейк знает… Господи! Он же скоро будет здесь. Дэнни… Надо хватать Дэнни и бежать. Она не даст в обиду сына.
— Мэг!
Рука тяжело опустилась на ее плечо, и она подскочила от неожиданности.
— Мэг!
Лукас. Всего-навсего Лукас. Она в безопасности. Напряжение спало, но тут же нахлынуло снова. Какое бы чувство она ни испытывала рядом с Лукасом Ламбертом, но это не было чувством безопасности. А сейчас она была больше, чем просто сердита на него. Мэг уставилась на его руку и не сводила с нее взгляда до тех пор, пока он не убрал ее.
Мэг развернулась и увидела перед собой широкую грудь, затянутую в белоснежное кимоно. На нем эта универсальная, бесполая одежда вовсе не казалась бесформенной: она не скрывала его развитых грудных мышц и плеч, его длинных ног и узкой талии. Талию стягивал белый простеганный пояс. Мастерски завязанный узел выгодно отличался от ее узла.
Колкие словечки, готовые было сорваться у нее с язычка, так и остались невысказанными. Мэг, поерзав на скамейке, встала. Теперь она стояла, выпрямившись во весь рост. Но этого оказалось недостаточно. Без туфлей на шпильках ей все равно приходилось смотреть на него снизу вверх.
Она вскинула голову.
— Ну, и какому же такому экзотическому искусству единоборств ты собираешься обучать меня?
Лукас отступил назад и испытующе посмотрел на нее.
— Едва ли ты готова к восточным практикам. Ни умом, ни сердцем. — Он кивком указал на мат. — Займемся уличной дракой, грязной и безыскусной, но при этом изучим кое-какие восточные хитрости.
Мэг изобразила дерзкую усмешку.
— Грязной и безыскусной? Это что, мой характер?
Выражение лица Лукаса оставалось таким же каменным.
— Нет. Это то, что тебе сейчас нужно. — И снова кивком указал ей на мат.
Мэг расправила плечи и пошла к мату.
— Ладно. Посмотрим, на что ты способен. Но предупреждаю — я уже кое-что знаю о драках без правил. И опыт этот дался мне нелегко. Если новая жизнь предполагает дальнейшее обучение в этом направлении, не уверена, что такая жизнь придется мне по вкусу. Ну да ладно. Давай, показывай, как тебя ударить побольнее.
Но он не поддался на провокацию. Лишь подошел к мату и спокойно взглянул на Мэг; его лицо оставалось бесстрастным, без тени улыбки.
— Цель наших занятий не в том, чтобы научиться бить побольнее, а в том, чтобы избежать подобных ударов. Твое лучшее оружие — спокойный ум, голос, громкий голос, чтобы звать на помощь, и ноги, чтобы как можно быстрее убежать от опасности. Я собираюсь научить тебя тому же, чему хотела, но не смогла научить Томми царапаться, кусаться, выкалывать глаза и пинать, — словом, всему, чтобы только суметь вырваться.
Он не сделает ей больно. Лукас ни за что не причинит ей боль. По крайней мере, боль физическую. Но он делал ей больно иначе. Она не понимала почему и старалась отыскать причину. Но Лукас сам не сознавал, что делает и от этого становилось еще больнее.
— Вот как? — Она насмешливо поманила его рукой. — Ну-ну, давай, Чак Норрис! Давай, покажи свой коронный приемчик!
Лукас слегка поклонился; впервые на его лице мелькнула улыбка. Он стоял перед ней собранный, непроницаемый, обладающий неизвестным ей тайным знанием. Это все, что она успела разглядеть. Потому что в следующий миг Лукас с быстротой и изяществом, о которых она даже не подозревала, метнулся к ней. И вот она в его тисках, не имеющих ничего общего с нежными объятиями, зато живо напомнивших ей кое- кого. Блейка, когда она оттаскивала того от сына — после того случая они сбежали.
Слишком. Это уже слишком. Мэг едва слышно вскрикнула и забилась в стальной хватке Лукаса. Она повела свою атаку с помощью ногтей, колен и локтей. Но Лукас ни чуточки не поддался, она лишь ощутила кожу его щеки у себя под ногтями. Глубоко внутри Мэг жило осознание того, что Лукас всего лишь удерживает ее и не собирается бить. Шестым чувством она понимала, что стоит ей только остановиться и попросить его отпустить ее, как хватка ослабнет. Мэг чувствовала, что в ее страхе и ненависти повинен не Лукас, а кое-кто другой. Но то лишь неосознанное ощущение. Не оно заставляло ее бороться и вырываться, энергично двигая руками и ногами.
Она ударила Лукаса и потеряла равновесие. Оба упали на колени, но не прекращали борьбы. И вдруг Мэг заплакала. Она, которая никогда не проронила ни единой слезинки, ни разу не поддалась минутной слабости, ни единым жестом не выдала своей подавленности, она теперь заходилась в рыданиях. Лукас все еще сжимал ее, но не так сильно. Теперь его руки гладили ее по спине, утешая, укрывая.
Мэг хотелось в оправдание сказать, что никогда прежде с ней такого не случалось. Но, посмотрев ему в глаза, поняла, что слова здесь ни к чему. Он знает. Он и так все знает. Лукас, знакомый с ней всего лишь несколько дней, знает о ней больше, чем приемные родители, вырастившие ее, чем мужчина, обещавший любить ее и заботиться о ней, но обманувший.
Лукас, этот воин, израненный в сражениях, с глазами, проникавшими в самую ее душу, знал ее, как никто другой. И поняв это, Мэг почувствовала, как ушли стыд и смущение, не дававшие ей покоя. Не было больше надобности скрывать сомнения, неуверенность, несбывшиеся надежды — все то, что она так часто испытывала.
С того самого момента, как схватил ее, Лукас понял, что зря затеял этот урок.
— Ох, Мэг, — прошептал он, обнимая ее, как хотел обнять с первого дня их встречи. Но не предполагал, что это выйдет так. Совсем не предполагал. — Мэг, снова шепнул он, на этот раз увереннее, крепче сжимая ее в объятиях.
До чего же хрупкой она кажется под накрахмаленной грубой робой, до чего же нежной! Ее мягкая грудь, ничем не стянутая, прижата к его груди. Потерянная. Ее всхлипы перешли в рыдания.
Мэг прижалась к нему, свернувшись калачиком. Она просунула руки под кимоно Лукаса, словно хотела обнять его. Разве не знала она, что он ни за что не оставит ее наедине с печалью? Может, и не знала.
