name='GramE'>совершенно модернистская
музыка, особенно Вариации и Жига. Невероятные гармонии! Чайковский был нестарый еще, когда написал «Моцартиану». Если бы он долгую жизнь прожил, то чего бы достиг, даже представить себе невозможно. В «Моцартиане» ведь уже содержится вся идея модернистской стилизации. Я слышу там сильную петербургскую ноту. И мне приятно, что Чайковский написал «Моцартиану» в Грузии.
Волков: Серенада для струнных была, по признанию Чайковского, его «любимым детищем»; в своих концертах он исполнял ее чаще других произведений. Ее первая часть также создана как омаж Моцарту; в ней, писал Чайковский, «я заплатил дань моему поклонению Моцарту; это намеренное подражание его манере, и я
П. И. Чайковский. Фотография начала 1860-х гг.
П. И. Чайковский, 1886. П. И. Чайковский, 1893.
Страница рукописи Шестой «Патетической» симфонии.
Джордж Баланчин. Фотография Марианны Волковой.
Выпускной класс Театральной школы при Мариинском театре. Баланчин второй справа.
Автопортрет Пушкина, 1829.
Мариус Петипа. Литография, 1872.
Портрет Сергея Дягилева работы Валентина Серова, 1908.
Портрет Сергея Рахманинова работы Константина Сомова, 1925.
Игорь Стравинский.
Портрет Сергея Прокофьева работы Александра Бенуа, 1918.
Невский проспект. Фотография, 1904.
Мариинский императорский театр.
После премьеры «Спящей красавицы» в Мариинском театре, 1890.
Сцена из балета «Щелкунчик». Мариинский театр, 1892.
Эскиз Владимира Дмитриева к постановке «Пиковой дамы», 1931.
Эскиз декораций Константина Коровина к «Спящей красавице».
Обложка брошюры, выпущенной к постановке «танцсимфонии» Федора Лопухова «Величие мироздания».
Соломон Волков и Джордж Баланчин, 1981. Фотография Марианны Волковой.
был бы счастлив, если бы нашли, что я не слишком далек от взятого образца».
Баланчин: Серенаду Чайковского я знал и любил с детства, всегда хотел ее поставить. А вышло так, что она стала моим первым балетом в Америке. Я это не планировал, получилось само собой. Захотелось взять Серенаду — и взял. Кроме того, у нас тогда настоящего оркестра, конечно, не было, был маленький оркестрик. А Серенаду можно было играть маленьким ансамблем. После того как мы поставили Серенаду, она стала здесь популярной. И так со многими сочинениями Чайковского случилось. Скажем, все пианисты играют его
П
ервый фортепианный концерт. А
В
торой фортепианный концерт? Третий? А Концертная фантазия для фортепиано с оркестром? Второй фортепианный концерт Чайковского — это, может быть, не самая гениальная музыка, но для танцев он подходит великолепно. После того как мы его показали, все его стали играть. А раньше не играл никто. Теперь, когда я включаю радио, то слышу
В
торой концерт все чаще и чаще. И то же самое произошло с
Т
ретьим фортепианным концертом и с сюитами Чайковского. Раньше, когда мы играли его музыку, кривились: ну, что это такое? Теперь на радио стараются даже раньше сыграть Чайковского, чем мы. Так что мы для Чайковского то же самое стараемся делать, что он сделал для малоизвестных вещей Моцарта.
Волков: В 1881 году Чайковский написал Надежде фон Мекк: «Я, кажется, нашел подходящее себе занятие. При том религиозном настроении, в котором я нахожусь, мне приятно будет углубиться в русскую цер-
ковную музыку. Я начал изучать коренные наши церковные напевы и хочу попытаться гармонизировать их». Чайковский написал «Всенощное бдение», которому дал скромный подзаголовок «Опыт гармонизации богослужебных песнопений для хора». В другом письме он так отозвался о «Всенощной»: «Я являюсь в ней вовсе не самостоятельным художником, а лишь перелагателем древних наших церковных напевов. Если я не удовлетворю тех, которые ожидают от этого труда поэтических впечатлений, то зато, быть может, окажу серьезную услугу нашему богослужебному пению…»
Баланчин: Меня не очень впечатляет церковная музыка Чайковского. Он прав — она скорее для православного обряда, чем для слушания в зале. Чайковскому, конечно, было нелегко: у православной церкви никогда не было своего Баха, Скажем, Бортнянский, Ведель — это же неинтересная музыка, она и Чайковскому не нравилась. И масса ограничений была, так что Чайковскому было трудно. Вот Стравинский для церкви писал замечательную музыку. Стравинский знал и греческий язык, и латинский, ему нравились латинские тексты. «Canticum sacrum», «Реквием» Стравинского — это великие вещи, но они не для русской церкви, а для католической. Хотя сам Стравинский был ревностный православный.
Волков: Премьера Скрипичного концерта Чайковского состоялась в Вене, и влиятельнейший европейский музыкальный критик того времени Эдуард Ганслик откликнулся статьей; в письме
к
фон Мекк Чайковский пересказывает эту статью Ганслика: «Он пишет,
что вообще, насколько ему известны мои сочинения, они отличаются неровностью, полным отсутствием вкуса, грубостью, дикостью. Что касается Скрипичного концерта, то начало его сносно, но чем далее, тем хуже. В конце первой части, говорит он, скрипка не играет, а ревет, кричит, рыкает. Анданте тоже начинается удачно, но скоро переходит в изображение какого-то дикого русского праздника, где все пьяны, у всех лица грубые, отвратительные. 'Какой-то писатель, продолжает Ганслик, выразился про одну картину, что она так
реально- отвратительна
, что от нее
воняет;слушая музыку г. Чайковского, мне пришло в голову, что бывает и
вонючая музыка'.Не правда ли, курьезный отзыв? Не везет мне с критиками».
Баланчин: Скрипачам нравится этот концерт. Друг-скрипач говорил мне, что его вторая часть похожа на еврейскую музыку. Я также очень люблю скрипичную пьесу Чайковского «Размышление», у которой есть и другое название: «Воспоминание о дорогом месте». Когда я
