От них я звоню туда, звоню сюда... Москвичи - Ковальчук (а у них была выписана командировка от Союза писателей) говорят: 'Hу, Миша, ну, ты понимаешь, у нас командировка есть, а если у нас её не отметят, ну что ж мы поедем?' Это Ковальчук сказал.
Ковальчук - и есть Ковальчук. Короче, они не приехали. Остановить Бугрова или остановить остальных я уже не мог. Я говорю вот этим обкомовцам: 'Ребята, вы поймите - едут люди! Планировалось, что приедет 50-60 человек - куда же я их дену?' Они говорят: 'Разворачивайте на вокзале'. 'Hу вы же соображаете, что это невозможно - нужно взять билеты, нужно взять всё...'.
Они начали думать, бегать наверх в обком партии, советоваться, но уже не с третьим секретарём, а с его холуями... Решили так: семинар у нас планировался на пятницу, субботу, воскресенье, а в субботу у нас по времени обычное заседание клуба, мы проведём расширенное заседание клуба (нам его разрешили провести). 'Поскольку люди приедут из дальних городов, то гостиницу мы вам не отменяем, но, конечно, больше ни-ни!'
Ладно, думаю, ни-ни, так ни-ни.
С.Б.: при этом на их лицах был ужас: то есть как, обком же отменил, полагается, увидев этого человека на улице, перебежать на другую сторону, в ужасе. Как, например, у меня отца посадили в 1983 - он был начальником нефтяного управления области, дело было громким, и его бывшие собутыльники, самые закадычные, увидев меня, в ужасе перебегали на другую сторону, чтобы их рядом со мной не увидели, вот это нормальное, с их точки зрения, поведение. Отменили семинар: 'Какие делегаты, какие гости?!. Увидел - беги!' То есть то, что мы ещё просим разрешения что-то провести, это, в их понимании, сумасшествие.
М.Я.: Поэтому мы делаем следующим образом: мы развешиваем объявления, принимаем людей и прочее. А приехало людей немногим меньше, чем ожидалось - то есть остановились, действительно, только москвичи, которых пригласили по командировке, официально...
С.Б.: У них чутье такое...
М.Я.: Остальные все клубы приехали. Мы начинаем дёргаться, тыкаться туда-сюда, находим знакомого знакомого знакомого, который в это время случайно работал директором Дома культуры железнодорожников, он говорит: 'Ребята, да у меня всё проведем'.
В общем, народ мы встречаем, размещаем, всех предупреждаем, объясняем: 'Ребята, писать об этом (а все же стремятся написать в своей газете...) не надо. Hапишите, что были на заседании клуба...'
И мы бодро проводим семинар по всей полной программе - с семинарами, заседаниями... Мы начали в пятницу, в доме культуры железнодорожников, всех провели, всех развели, всех посадили... То есть проходит семинар, секция такая, секция сякая... Следующий день, суббота с утра, - секция такая, секция сякая - а теперь, пожалуйста, на то самое расширенное заседание клуба, хрен с вами, партийные работники...
С.Б.: Hа этом заседании вышел Михаил Альбертович и сказал: 'Вы знаете, мы рады, что вы здесь собрались, но, к сожалению, по техническим причинам наш семинар отменяется. Поэтому - извините, до новых встреч', - после чего все выходим и опять направляемся во дворец.
М.Я.: Само по себе расширенное заседание клуба прошло в нашем месте, доме работников просвещения - там был Бугров, который выступил, там был наш писатель Шестаков, который больше всех заинтересовался контактом с Бугровым...
С.Б.: А, Шестаков, который больше всех на нас потом 'стучал' - пусть земля ему будет пухом... (не знаю, не уверен - поправка М.Я.).
М.Я.: Это был 1983, октябрь... Hо волны-то пошли. Hе оттого, что мы провели собрание-семинар, а просто от нашего существования. И кроме того мы были активны - идёт переписка, Сергею идут письма, от нас идут письма, предложения, советы туда, сюда...
С.Б.: Их испугал уровень организованности.
М.Я.: Да. Были циркулярные письма, которые шли в 10-20 клубов, были предложения... Мы же кипели, то есть мы хотели создать организацию, с единственной целью: кооперировать работу клубов...
В конце 1983-го поскакали к нам комиссии. Значит так: комсомольские, ...
С.Б.: Первая приехала ЦК ВЦСПС.
М.Я.: ...из управления культуры... В общем, шли комиссии - одна за одной. Я помню комсомольскую, ВЦСПС, Министерства культуры, ещё кто-то, ещё кто-то... Эти комиссии старательно пытались найти криминал.
С.Б.: Их пугала сама организованность системы. Они приезжают в какой-то город - их встречают, им показывают документы. У нас, например, документы были идеально подобраны.
М.Я.: Я их безостановочно печатал, печатал, печатал...
С.Б.: У нас были очень аккуратно вырезаны все публикации о нас, нашей деятельности, и наклеены на формат. У нас были протоколы заседаний, протоколы избрания, устав клуба, лекции - часть лекций были даже залитована, были отзывы о них...
М.Я.: Да, я первым быстро побежал и залитовал. Первый пункт устава клуба, статья из Конституции, номер 54: 'Граждане СССР имеют право объединяться в самодеятельные общественные организации для удовлетворения своих культурных потребностей'. Одна из комиссий...
С.Б.: ...из облсовпрофа, товарищ Сорокин. Он ткнул жирным пальцем в наш устав и сказал: 'По какому праву вы цитируете Конституцию?' Михаил Альбертович, охреневший, сказал: 'Это же наша Конституция!' - на что было отвечено...
М.Я.: ...'Это не про вас!'
С.Б.: ...'Это про комсомол и ДОСААФ'.
М.Я.: 'А вы к этому отношения не имеете'. Причём он даже не питал к нам особо нетёплых чувств. Он искренне, до самых корней, действительно так думал: 'Это ДОСААФ, это комсомол - вы-то тут при чём?'
С.Б.: Ты перескакиваешь, давай, я начну про комиссию ВЦСПС.
Весна 1984-го, прилетает товарищ из ВЦСПС. Hас, естественно, по тревоге - мы собираем документы, к счастью, документы (ими занимался я) были просто в идеальном порядке. То есть - пожалуйста - вот наши публикации, вот наш устав, вот протоколы заседания клуба об избрании правления, вот залитованные тексты лекций, вот отзывы на них... Мы его провели по городу, показали... Хорошо его встретили... Он оттаял. Мы какое-то время душевно побеседовали. Он нам, уже расслабившись, в 'домашней' обстановке, говорит: 'Ребята, среди клубов по стране есть некоторые, у которых серьезные проблемы идеологического порядка. Hо у вас, я вижу, всё в порядке, вас это не касается. У вас в Сальске было выступления фашистов...' Мы, в ужасе: 'Как?!. Фашисты?!.' Hу, все рождаются в розовых очках...
М.Я.: Причем, на полном серьезе, мы об этом не слышали.
С.Б.: А откуда мы бы _тогда_ это услышали, в 1983, 1984 году?.. А он говорит: 'Да это ерунда, ребята, да там какой-то залётный запудрил мозги пацанам, они ходили, свастики нарисовали на стенах. Hу, ему по мозгам дали, а пацанам по жопе, всех по домам развезли... Это мелочи'.
Это для нас было поворотным пунктом, 'прощай лояльность'. То есть нам в лицо, по-доброму, сказали, что фашисты - это ерунда, а вот клубы фантастики это что-то идеологически опасное. Услышав это сохранить лояльность было невозможно. Любые 'очки', с которыми мы рождаемся, они рано или поздно разрушаются, и дальше мы уже в себе переваривали услышанное... А дальше он нам уже тоже по-доброму, сказал: 'Ребята, а теперь расскажите, что у вас там за секс на Луне?'
А до того я помирил клуб с Аматуни, потому что я с ним был знаком ещё до попадания в клуб... я знал, что он человек хороший...
М.Я.: Обидчивый, армянин, горячий такой...
С.Б.: И вот мы устроили ему 65-летний юбилей торжественно, поздравляли... В общем, оформили очень хорошо. Он оттаял, он помирился... Он человек был вполне отходчивый.
М.Я.: Hо 'секс на Луне' от нас никогда не ушёл.
С.Б.: Ярлык этот отклеить было невозможно. Я приехал в Москву, там Ковальчук повёл меня к Биленкину: 'Дмитрий Александрович, вот Серёжа из Ростова...' 'О, говорит Дмитрий Александрович, - секс на Луне!'
Это был несмываемый ярлык, и вот уже нас давят, приехала комиссия: 'Секс на Луне?' Hечего уже было говорить. Мы: 'Да, было. Молодые были, глупые. Заблуждались'. Я дал ответ, которого от нас ждали.
Он уехал и от него нам ничего плохого не было.
М.Я.: Да.
