Он схватил автомат, отшвырнул Демеева в сторону и начал медленно отходить к дверям.
- Тихо, спокойно! Не вздрагивай! - шептал, как дурной, взводный, наставляя автомат в живот Демееву.
Щека Стрекозова дергалась, будто кто-то невидимый тянул ее за ниточку.
Ротный полусидел на плотной, как глина, земле и молча смотрел в черную пустую дыру ствола.
- Автомат за дверью возьмешь. Меня стрелять на улице не советую свидетелей много. Шестеркам твоим тоже приказывать не надо. Я прямо сейчас кое-кому из своих шепну. Они, если меня случайно по дороге назад убьют, молчать не будут. Не глупи. А Баранов приедет - я ему все доложу немедленно, - прибавил Стрекозов и выскочил за дверь, чувствуя, как пот стекает по лицу, за шиворот, а спина мокрая, липкая, и к ней пристала майка, будто он вновь бежит к кишлаку - на выручку Демееву.
Сам капитан по-прежнему сидел на полу, испытывая только одно желание вырваться из подавляющего разум и силы затхлого четырехстенья, схватить автомат и раскромсать наглого лейтеху очередями.
'Сволочь! Паскуда! Без году неделя в Афгане, а уже учит меня, сопляк! думал Демеев и часто подносил сигарету к губам. - Гнида! Душков пожалел! Нет, чижик, не обманешь меня. Орденам завидуешь! Так они шеей этой, хребтом этим, руками этими вырваны. Двадцать один месяц в Афгане. Шестнадцать операций, двадцать три колонны, гад! Ты хоть знаешь, что это такое? Свой взвод воспитывай, сопляк. Боевик несчастный! Справедливый? Что ж ты тогда, после ущелья, возмущался, что не тебе, а ротному 'Звездочку' дали? 'Это несправедливо!' Чижик надутый. Ты сначала год по горам отходи, потом вякай. Я и о медальке мечтать не смел в твое время, а ему орден сразу подавай. Дерьма тебе в пригоршни, а не Красную Звезду, пижон, вояка хренов!'
Обида, удивление, желание немедленно и изуверски отомстить, неверие в то, что случившееся произошло именно с ним, - все разом нахлынуло на ротного. То ему хотелось не медля расквитаться со строптивым лейтенантом, убить гада, а потом будь что будет; то его подминал под себя глубокий, внутренний страх; то ему чудилось, что все пропало и он - Демеев - влип в эту грязную историю по уши.
Ротный закрыл глаза и постарался дышать глубоко и ровно, плавно вдыхая и выдыхая воздух. Голова слегка закружилась, но мысли обретали отчетливость и стройность.
Рассчитаться со взводным сейчас нельзя - не та обстановка. Но и пускать дело на самотек - тоже самоубийство. Ныне время не то, что прежде. Вот и старый комбриг в Ташкенте под следствием. Многие отчаянные головы - его любимчики - слетели с должностей и околачиваются в столице Узбекистана, дают показания, их постоянно вызывают на очные ставки. Демеева такая напасть, к счастью, обошла. В то время, когда комбриг особенно лихо заворачивал дела, был капитан заместителем командира роты и в 'особых мероприятиях' не участвовал.
'Откуда такие сволочи берутся? - с тоской подумал Демеев и в отчаянии хрустнул пальцами. - За что нам этот урод?'
7. РЕЙНДЖЕР
Поначалу взвод недоумевал: откуда Стрекозов обучен всем военным премудростям? Ведь в Афгане без году неделя, на боевых всего пару раз был, пороху еще толком не нюхал, об сухари зубы не сточил, а уже во всем так грамотно разбирается. Подсказка пришла довольно быстро - кто-то где-то случайно услышал (а может, подслушал) разговор офицеров о Стрекозове. Выяснилось, что, как только ввели войска в Афган, тот загорелся мыслью попасть туда. Это было на втором курсе.
И с этого самого времени тактика, специальная подготовка, вооружение стали его любимыми предметами. А когда в училище начали появляться первые преподаватели - офицеры и командиры учебных рот, прошедшие Афган, Стрекозов прирастал к ним прочно, как ракушка к днищу корабля, выпытывая все про неизвестную в Союзе войну. Несмотря на то что офицеры, точно сговорившись, или отмалчивались, или произносили общие фразы о дружбе, взаимопомощи и братстве, Стрекозов не отставал. В итоге офицеры не выдерживали, и частенько парня видели с 'расколовшимся' преподавателем, который, оглядываясь по сторонам, что-то живо рассказывал курсанту. А Стрекозов, обратившись целиком в слух, лишь сосредоточенно кивал головой.
Однокашники и кличку дали Стрекозову соответствующую - Рейнджер. Но целеустремленный курсант на это нисколько не обижался, охотно отзывался на нее, по-прежнему штудировал военные науки, занимался спортом, накачивая мускулы, тренируя и без того развитое тело.
Для Стрекозова военное дело было не абстрактными схемами с синими и красными стрелочками, а конкретным разумом, волей, силой, посылающей людей туда, куда сочтет нужным командир.
На четвертом курсе хлопот у Стрекозова заметно прибавилось. Он принялся писать многочисленные рапорты с просьбой направить его в состав Ограниченного контингента советских войск в Афганистане. Обычно такие просьбы принимаются к сведению, но исполняется все наоборот.
У Стрекозова, как отличника учебы и заместителя командира взвода, была возможность уехать в спокойную и сытую Венгрию, Южную группу войск. Но он буквально перед выпуском попал все-таки на прием в Министерстве обороны, безнадежно испортив отношения с училищным начальством, и добился своего.
Когда изумленные такой настырностью ребята спросили у Стрекозова, почему он так поступил, тот уверенно ответил: 'Военный должен воевать. Без войны нет армии. Чем дольше живет страна в мире, тем больше она хиреет. Посмотрите на наши полки, пусть даже самые разгвардейские. Стреляют по одним и тем же мишеням с привычных рубежей. Так и дрессированная мартышка может. Все там, в этих полках, для галочки, для отчета. Будто не знаете, как к проверкам создаются в глубокой тайне сводные роты, состоящие целиком только из стрелков, водителей или спортсменов. Я не собираюсь обманывать проверяющих. Я хочу научить солдата быть солдатом'.
'Может, ты Героем Союза стать хочешь?' - съехидничал кто-то, не доверяя правильным речам Стрекозова.
'Хочу и буду! - вызывающе отрезал Рейнджер, презрительно поглядывая на ребят, с которыми он учился четыре года, но которые так и не стали его друзьями. - Если воевать по науке, храбро, грамотно, если буду все время побеждать духов - Героем стану обязательно', - несколько высокопарно закончил Стрекозов, и на лице его проступила не знающая сомнений холодная твердость.
Многим курсантам, что стояли вокруг Стрекозова, стало жутко от этой ледяной, почти фанатичной силы. Никто из них не засмеялся, и все они поспешили оставить Рейнджера одного.
8. КОМПРОМАТ
Колонна бронетранспортеров, возглавляемая капитаном Барановым заместителем начальника разведки бригады, - подошла к кишлаку. Еще не успели заглохнуть моторы, а бойцы - скинуть бронежилеты, как Стрекозов помчался навстречу капитану. Он вытянулся перед ним, четко козырнул и увлек разведчика в сторону. Лейтенант заговорил безостановочно, щека его дергалась в такт вылетаемым словам.
Капитан, нахмурившись, слушал внимательно, не перебивал, покачивал головой и награждал Демеева недоуменно-испепеляющими взглядами. Ротный стоял поодаль и делал вид, что беседа его абсолютно не касается.
Баранов улыбнулся Стрекозову, крепко пожал руку, ободряюще похлопал по плечу и зашагал к Демееву. Крепкие трофейные горные ботинки утопали в пыли по щиколотку. Капитан, приближаясь к ротному, сдвинул брови в строгую линию. Едва офицеры оказались наедине в небольшой комнатушке, брови разошлись в стороны.
- Ну? - спросил Баранов.
- Баранки гну, - огрызнулся Демеев, вытягивая из кармана лиловатую пачку и награждая сигаретой разведчика. - Что спрашиваешь? Ты же в курсе! Влипли! Убирать его надо! Чижик продаст - не поморщится!
Демеев оттянул затвор автомата на себя. Остроголовый патрон отлетел в сторону, ударился о стену и упал на пол.
- На глазах у всех? Ошалел? Выкинь из головы!
- Он в могилу нас утянет!
- Нас? - удивился Баранов.
Звякнул затвор. Еще один патрон кольнул стену. Тонкие губы ротного дернулись и растянулись, превращаясь в две бесцветные ниточки.
- Вот как заговорил? Я что, себе орден делаю? Себе бакшиши брал? Хорошо, что их Стрекозел не видел. А грузить как будем?
