— Потом расскажу, — Александр погасил сигарету и пошел в ванную.
Вернувшись в комнату, Адашев-Гурский застал Андрей Иваныча одетым и говорящим по телефону.
— А вот и Александр, — сказал Андрей в трубку, — дать его?
— Кто это? — спросил Гурский.
— Петр, — Андрей Иваныч протянул телефонную трубку, — держи.
— Алло, — Гурский приглаживал одной рукой влажные волосы, — привет, Петька. Ты как, жив?
— Да вроде… — вздохнул на том конце провода Волков. — Ты там чего делать собираешься?
— Предлагаешь продолжение банкета?
— Н-ну-у… а ты категорически против?
— Но ведь не с самого же утра.
— Почему?
— А тебе одиноко?
— Да не совсем… но все равно скучно как-то без компании.
— Понятно. Вот что, слушай… давай-ка, я тебе пока Андрей Иваныча для поддержания компании доставлю. Ты как? — взглянул он на Андрея.
— Отчего же с хорошим человеком водки не выпить? Пусть даже и с самого утра, — рассудил тот. — Что ж мы, не русские люди?
— Ну вот, слышишь? Я его у тебя оставлю, а сам к вам потом присоединюсь. У меня дела сегодня кое- какие. С собой захватить что-нибудь?
— Да ничего не надо, у меня пока все есть.
— Ну ладно. Жди.
— А когда вы приедете?
— Да сейчас и подъедем.
— Вот. А у меня здесь все вместе и позавтракаем. — Волков повесил трубку.
— На вот, держи. — Адашев запер входную дверь своей квартиры и протянул ключи Андрей Иванычу. — Мало ли… пусть у тебя будут, на всякий случай. Хоть и вряд ли ты сегодня куда-нибудь от Петра выберешься.
— Думаешь?
— А то я не знаю…
Они стали спускаться по ступеням.
— А балкон у тебя замечательный, ни у кого такого не видел, — хмыкнув, тряхнул головой Андрей. — Это ж кому такая фантазия в голову пришла, чтобы выход на него прямо с кухни?
— Бог его знает. Там… ну на той стороне, где у меня кухонные окна, вообще сплошной брандмауэр. Из одной еще квартиры только окна и выходят. Этажом ниже и… чуть в стороне. А балкон на всей стене единственный. Мой.
— Классно.
— Так уже и было, когда я въехал. И кто его туда прилепил…
— Замечательный балкон. Единственный в своем роде.
— Мне нравится.
— Слушай, и тем не менее, что это за «телегония», о которой ты у генетического профессора проконсультироваться хочешь? Это смешно?
— Почему «смешно»?
— Ну как же… если несмешно, то стало быть и неинтересно. Можешь не рассказывать.
— Видишь ли… присылает некий мужик в редакцию письмо и фотографию. На фото — симпатичная такая тетка с двумя детьми, мальчиком и девочкой. Это, как он пишет, его жена и дети. Родила их его законная супруга, состоя с ним в законном браке. Сначала девочку, а потом мальчика. Дочурке пять лет уже, а мальцу два годика.
— Пока не смешно.
— Погоди. Семья-то, с точки зрения средней полосы России, самая обыкновенная, славянских кровей, и девочка — вылитые родители: беленькая, носик картошечкой, короче, все как надо. А вот сынок черненький.
— В каком смысле?
— Совсем черненький, весь. Вылитый Нельсон Мандела.
— О-от ведь как, а? И что говорит?
— Сынок?
— Мамаша.
— Ну как… мужик — это он в письме кается — на нее чуть не с кулаками! Как так, дескать?! Это ты чего удумала? А она ему: «Жила я только с вами и больше ни с кем». Но… дескать, вот, до замужества… еще до того, как с этим вот— своим законным избранником познакомилась… был грех, чего уж теперь. Но что было, то уже давно быльем поросло. Кто ж знал, что у них, у мавров, кровь такая ядовитая?
— О-от ведь как, а? Етит твою мать…
— Мужик весь бурлит, чуть до развода дело не дошло, но… есть ведь любовь на свете, иначе повернулся бы да ушел. А этот стал литературу всякую поднимать, выяснять, спрашивать, и узнал где-то, в результате своих изысканий, про существование «покровного эффекта», иначе называемого телегонией. Прослеживается, мол, такое явление, описано в научной литературе.
И те, кто чистокровных лошадей или собак ценных пород разводят, прекрасно об этом осведомлены. Телегония, и все. Покровный эффект. Чего тут поделаешь? Ну, на том мужик сердце свое и успокоил. Но, видать, не до конца, раз свою семейную фотографию прислал и письмо к ней приложил с вопросом: «Как так, дорогая редакция? Я тем не менее недопонимаю». Ну и вот… мне любопытно стало, я и решил разобраться. Это ж, представляешь, что получается? Это выходит, что каждая женщина просто, как матрица какая-то, несет в себе информацию о каждом из своих любовников и может в самый неподходящий момент любого из них во плоти воспроизвести. А? Тебе это как?
— Так это выходит, если я…
— Приезжаешь, к примеру, в Парагвай. Влюбляешься там в прекрасную Кончиту. Убиваешь навахой на дуэли, в честном поединке, ейного мужа, дона Педро, а затем, как порядочный человек, на этой самой Кончите женишься. Так?
— Та-ак…
— А она тебе потом, лет через пять, за все хорошее, что от тебя видела, рожает маленького дона Педро — один в один ее бывший муж.
— Маленького такого младенчика, но уже с усами, в сомбреро и с очень недобрым взглядом в мою сторону.
— Покровный эффект. Телегония. Смешно?
— Нет, Саша, это не смешно. Это страшно. Неужели так бывает?
— Вот хочу разобраться. Встречался тут с неким большим специалистом. Он, по его словам, с медицинскими материалами православных монастырей и храмов работает.
— И что говорит?
— Что говорит… Покровный, мол, эффект? А ка-а-ак же! Еще бы! Это же еще в монастырских книгах черным по белому написано! «Никогда не смешивайте, братия мои, ни кровь, ни ириду, ни кожные, ни волосяные покровы, иначе не родить вам чистую душу, способную к постижению Божьего разумения».
— «Ирида» это что такое?
— Радужка глаза.
— Откуда ты знаешь?
— Он сказал.
— Слушай… по-моему, он о чем-то о другом говорит. Тебе не кажется?
— Кажется. Поэтому я и встречаюсь с профессором.
— А он в мире генетики авторитет?
— Безусловно.
— Вот и слава Богу. Саша… после твоего рассказа у меня просто душа не на месте. Ты уж выясни, пожалуйста, все досконально и мне потом сообщи. А то ведь… как жить?