- Привет, это я, - сказал Александр.
- Ты где?
- У Петра. Элис тоже здесь, не волнуйся.
- Ну? И... как там дела?
- Хреново.
- А чего так?
- Потом, завтра расскажу. Тачка твоя здесь, у Петра возле дома.
- А... монтировка? Двойная такая?
- Слушай... я ее, по-моему, потерял. Я ей там, на даче, доски отдирал, а потом...
- Да нет, я не про ту. Я про другую, которая у меня под сиденьем лежала.
- А, эта... Нет. Все в порядке. Цела.
- Ну так и чего, Элис там у вас остается, что ли?
- Да. Поздновато уже. Давай, завтра увидимся. Мы спать ложимся.
- Ну пока. Алису не прихватывай.
- Почему?
- У нее жених, имей совесть.
- Ладно, маму не надо парить.
- Сам дурак.
- Пока.
- Спокойной ночи.
35
Воскресным утром Петр, Гурский и Элис сидели на кухне волковской квартиры.
Элис помешивала ложечкой сахар в чашке кофе, Петр жарил яичницу с ветчиной, Гурский намазывал горячие тосты сливочным маслом. Все молчали.
- В розыск надо подавать, - не выдержал первым Волков. - Заявлять в менты и подавать в федеральный розыск. Я другого пути не вижу.
- Да, - пожал плечами Адашев-Гурский, - наверное. Алиса, ты как считаешь?
- Не знаю, - Элис смотрела в свою чашку. - Может быть... да.
- Ну а что? - Петр раскладывал яичницу по тарелкам. - Ну хорошо, я пойду к Деду, дам расклад, он мне людей выделит, а дальше-то что? Ни концов, ни зацепок. Кого искать? Где? Вы вообразите себе на секунду - стоит у метро девчонка, вокруг толпы людей, а она вообще... себя не помнит. Где она сейчас, вот в данный момент, оказаться уже может? А? Тут же, я уж теперь и не знаю сколько - пять миллионов, шесть, семь, если с окрестностями да с приезжими считать... И каждый ее за руку мог взять и за собой повести. А она про себя ничего толком сказать не может. Да ее вся милиция России может теперь годами искать и не найти. Это ж Вавилон разноязыкий. Кстати, еще неизвестно, что у нее с теперь с головой и говорит ли она вообще. А если и говорит, то на каком языке и с каким акцентом...
- С татаро-венгерским, - машинально сказал Адашев-Гурский, задумался, сглотнул кусочек яичницы, положил вилку на тарелку и поднял взгляд на Петра.
- Ну, и чего ты на меня прищурки свои выставил?
- Петя, - Гурский поднялся из-за стола, - погоди-ка...
Он вышел из кухни, снял в гостиной телефонную трубку и стал накручивать диск. Постоял, слушая длинные гудки, положил трубку на место и вернулся на кухню.
- Ты чего вскочил? - спросил Волков.
- Там никто трубку не снимает. Спят еще, наверно. А могли вообще телефон выключить. Ехать надо.
- Куда?
- Да... ты не знаешь. Ребята, кончайте с этим завтраком, поехали. Я ни в чем не уверен, конечно, но... шанс есть. Так мне кажется. Алиса, Джеки какая сама из себя, беленькая?
- Сейчас да. Раньше был другой... цвет.
- Все, - Гурский крепко положил руку на стол. - Встали и поехали.
- Куда хоть ехать-то? - Волков допивал кофе.
- На Васильевский, куда еще...
36
У Леона долго не открывали.
Адашев-Гурский давил и давил на кнопку дверного звонка, движимый неожиданно осенившей его догадкой. Наконец, дверь отворилась, и на пороге возник хозяин дома с чуть помятым, несущим на себе сложный отпечаток складок подушки лицом, одетый в белую ночную рубашку до пят.
- Саша... - пробормотал он, заспанно моргая. - Что же вы ни свет ни заря...
- Да будет вам, Леон, уж день вовсю.
- Что вы говорите? А мы тут еще спим, как из пушки... Вчера засиделись. Вот буквально пару часов назад... Что ж вы все в дверях-то стоите? Проходите.
Заперев за гостями дверь, Леон жестом пригласил их на кухню и, не открывая глаз, прошлепал босыми ногами следом. Там он раскрыл шкафчик и достал из него початую бутылку коньяка.
- Господа, кофе не желаете? - взглянул он на бутылку. - Да вы присаживайтесь, располагайтесь... в любом случае. Дама, вероятно, предпочитает со сливками? Саша, - с трудом приподняв голову, он мотнул ею в сторону холодильника, - вы ведь знаете, где что лежит. Позаботьтесь, пожалуйста, будьте за хозяина, я сам что-то не в силах.
Леон опустился на кухонный табурет, обнял, прижав к груди, бутылку обеими руками, уронил голову на грудь и заснул.
Волков глубоко втянул носом воздух, присел к столу, расстегнул куртку, достал сигареты, закурил, сделал затяжку, выпустил дым, взглянул направо-налево, затем на спящего Леона и, повернувшись к Гурскому, улыбнулся:
- Слушай, а мне здесь нравится. Нет, честно. Элис, вы присаживайтесь. Сань, может, ты и на самом деле, это... кофейку барышне, со сливками. Пока то да се.
- Да это запросто, - вздохнул Гурский, глядя на Леона.
Он вышел в переднюю, снял с себя куртку, повесил ее в стенной шкаф и, вернувшись на кухню, взялся за кофеварку.
- Только какие тут могут быть 'то да се'?
- Ну... кто ж его знает, - пожал плечами Петр. - Не пойдем же мы сами по комнатам, если там спят. И хозяин вон тоже спит.
- Нет, - не открывая глаз, качнул головой Леон. - Вы ошибаетесь. Я весь к вашим услугам. И я все слышу.
- Леон, - Гурский поставил кофеварку на огонь, - а... можно было бы увидеть Лизу?
- Да, - Леон кивнул, раскрыл глаза, и на его лицо легла печать скорби, я виноват, вы правы. Это не я повел ее впервые в школу с букетом цветов. Я не делил вместе с нею восторгов и отчаяния ее первой девственной влюбленности, которую бы она со стыдливым трепетом скрывала ото всех, а потом... прильнув к моей груди, излила бы слезами. Я не возил ее на летние каникулы в Коктебель, где ее обнаженное тело искрилось бы в лучах солнца, а я бы смотрел, как капельки пота дрожат... дрожат на... - Глаза Леона наполнились слезами, голос прервался, и он замолчал.
- Оба-на, Шурок! - вошел на кухню Анатолий. - И не один, как я погляжу. А я там слышу... Что пьем? Леон... что мой родной? Чего взгрустнул-то? А?
- Вы знаете, Саша, - Леон смахнул слезу, утер нос подолом ночной рубашки и посмотрел на Гурского. - Ведь я ей все-таки открылся. Девочка должна знать правду. Господи, как тяжело...
- А где Лиза? - Гурский разливал кофе по чашкам.
- Убежала, - горестно произнес Леон. - В ночь. Где она теперь, бедненькая моя? Ведь у нее же, кроме меня, никого на всем белом свете...
- Убежала? После того, как вы ей открылись?
- Да. Но... Саша, я чудовище...
- Леон, дружочек мой удивительный, - Анатолий погладил Леона по голове, не наговаривай на себя.