«где она предавалась всяким вольностям» со своим любовником. Обрадованный возможностью сообщить друзьям свеженькую историю, он поспешил предать ее огласке, к великому ужасу Маргариты, которая боялась гнева мужа.
К счастью, Генрих Наваррский был в тот момент озабочен совсем иными вещами: герцог Анжуйский влюбился в прекрасную Фоссез, и король очень опасался, как бы малышка, чьи амбиции ему были хорошо известны, не дала себя соблазнить законному наследнику французского престола.
Сделав вид, что ничего не знает про Кадильяк, он явился к жене, без всякого стеснения поделился с нею своими сердечными тревогами и умолил ее поговорить с герцогом Анжуйским.
Маргарита была женщиной широкого ума. В тот же вечер она отправилась к брату, чтобы попросить его оставить в покое любовницу своего мужа.
«Я так его умоляла, – пишет она в своих «Мемуарах», – обращая внимание на то, в какое трудное положение он меня ставит своим домогательством, что он, для которого мое благополучие было важнее его собственного, подавил свою страсть и никогда больше о ней не заговаривал».
Но чтобы легче было забыть Фоссез, Франсуа решил покинуть Нерак и вернуться к себе. Через несколько дней он уехал и увез с собой верного Шанваллона.
Марго на собственном опыте смогла убедиться в правдивости старинной истины: не делай людям добра – и не наживешь себе зла. Она заперлась в своей комнате, чтобы всласть наплакаться и заодно сочинить стансы на отъезд возлюбленного. Кроме стансов, она беспрестанно писала Шанваллону письма: «Ваш отъезд, наша неожиданная разлука настолько же усилили мою любовь, насколько у слабых натур, сжигаемых вульгарным пламенем, она в подобных обстоятельствах ослабевает. И даже если вам захотелось бы новой любви, не бросайте меня, потому что, поверьте мне, тот час, когда вы мне измените, будет моим последним часом, так что срок моей жизни зависит от вашей воли».
Все ее письма кончаются одинаково: «Вся моя жизнь в вас, мое прекрасное все, моя единственная и совершенная красота. Я целую миллион раз эти прекрасные волосы, мое бесценное и сладостное богатство; я целую миллион раз эти прекрасные и обожаемые уста».
Между тем шло время, и отношения Генриха Наваррского и крошки Фоссез привели к тому, к чему сплошь и рядом приводят подобные отношения мужчины и женщины: барышня забеременела. Минуло девять месяцев, и подступил срок родов.
Марго очень волновалась. Если у Фоссез родится сын, взбалмошный Генрих может развестись с Маргаритой, которая была – вернее, считалась им – бесплодной, и жениться на м-ль де Монморанси. Вот будет смеху разведенной Марго оказаться во фрейлинах у ее бывшей фрейлины, новоявленной королевы Наваррской!
Такая перспектива столь же угнетала Марго, как и разлука с любовником. Однако небеса были за нее: «Богу было угодно, чтобы она произвела на свет девочку, которая к тому же была мертвой».
Генрих находился в тот момент на охоте, и Марго волей-неволей пришлось присматривать за Фоссез. Убедившись, что Фоссез родила мертвого ребенка, но сама жива, королева спокойно легла спать. Когда Генрих вернулся, он так разгневался, так скандалил, что Марго решила вернуться в Париж.
Честно говоря, она немножко преувеличивала свою обиду на мужа. Но ей хотелось вырваться из опостылевшего Нерака любой ценой. Ведь в Париже Шанваллон!
Однако в Париже был и Генрих III… Побаиваясь короля, который никогда не переставал ее ревновать, Марго оказалась вынужденной прибегать к поистине водевильным ухищрениям, чтобы принять любовника у себя в комнате. Она затеяла устройство в своих покоях небольшой внутренней лестницы. И подкупленный ею столяр под предлогом доставки материалов, необходимых для работы, являлся к ней каждый день и притаскивал на спине тяжеленный сундук, в котором, скрючившись и не смея дохнуть, сидел Шанваллон.
Историк Брантом рассказывает:
«Она принимала его в постели, застланной и покрытой черной тафтой, освещенной множеством факелов и в окружении прочих мелких, но способствующих сладострастию выдумок: именно тогда, в атмосфере изощренного кокетства и фантазий, Маргарита, подобно Урании, на имя которой она посягнула совершенно незаслуженно, зачала не только некую Лину, но и Эспландена, который и теперь еще живет при родителях, признанных законными, и даже подает неплохие надежды на будущее».
Но сколько веревочке ни виться… И вообще, нет ничего тайного, что не стало бы явным! Однажды Генрих III все же узнал о том, что происходит в комнате сестры…
В коридорах немедленно была расставлена стража с приказом арестовать Шанваллона, как только тот появится. Однако кто-то из стражников чихнул, и звук донесся до Марго. Она сразу почувствовала недоброе и сделала любовнику знак исчезнуть через окно. Мгновенно натянув на себя одежду, Шанваллон свесился с балкона и канул в темноту ночи, спустившись по веревке, с помощью которой каждое утро покидал Лувр. На набережной его, как всегда, с двумя лошадьми наготове ждал один из друзей. А спустя несколько мгновений королева Наваррская уже слышала удаляющийся стук копыт, уносивших Шанваллона к воротам Сент-Оноре, где у него были верные друзья.
На следующий день спозаранку Генрих III вызвал к себе капитана стражи и сразу понял, что сестра его перехитрила.
– С этого момента, – приказал он, – взять весь дворец под наблюдение, как снаружи, так и внутри.
Узнав о его решении, Маргарита была ошеломлена, потому что виконт был ей просто необходим. Тогда она сняла дом на улице Кутюр-Сент-Катрин.
Получив возможность делать то, что хочется, Маргарита украсила спальню дома зеркалами, обучилась у итальянского астролога новым утонченным ласкам и изощрялась как могла, заказывая повару для своего любовника остро приправленные блюда. Меню придумывала сама. Историки тех времен уверяют, что «Маргарита кормила любовника артишоками, кресс-салатом, сельдереем, пасленом, спаржей, морковью, перцем, лавровым листом, гвоздикой, креветками, зайчатиной, петушиными или бекасиными потрохами, то есть блюдами, чьи благотворные свойства к тому времени были хорошо известны».
Но вполне возможно, что она, как достойная дочь Екатерины Медичи, использовала необычные рецепты, составленные, как утверждают, самим Никола Фламелем, чьи сборники таких рецептов имели огромный успех у галантной публики. Вот, например, что великий алхимик предписывал для удвоения мужской силы. «Надо взять зерна цветка «satyrion pignon», зеленого аниса, сурепки в равных частях. Прибавить немного мускуса, измельченный хвост ящерицы, унцию крысиного яичка, печень малиновки, разрезанный на мелкие кусочки кошачий ус, два рога улитки, мозг воробья и траву, называемую птичьим языком, а по-научному omittiogioss, c небольшим количеством мух кантарид. Весь этот набор следует сварить в очищенном меду. Каждое утро натощак принимать приготовленной смеси весом в одну драхму в течение первых восьми дней и весом в один денье все последующие дни. Следует также использовать в пищу турецкий горох, морковь, лук и сурепку в виде салата, анис и кориандр, сосновое семя и с каждой едой выпивать стакан крапивного отвара».
Но рецепты подобного рода годятся лишь для простых людей. Тем, кто владеет большими финансовыми средствами, Никола Фламель рекомендует смесь из куда более дорогих компонентов и, само собой разумеется, значительно более эффективных. Вот один из таких рецептов.
«Возьмите семя репейника, истолките его в ступке, добавьте левое яичко трехлетнего козла, щепотку порошка, изготовленного из шерсти, взятой со спины собаки чисто белого окраса, и не когда-нибудь, а только в первый день новолуния, но сожженной на седьмой. Все это всыпать в бутылку, наполовину заполненную водкой, и откупорить только через три недели, в течение которых настойка подвергается влиянию звезд.
На двадцать первый день, который одновременно является первым днем следующего новолуния, прокипятить смесь до тех пор, пока она не загустеет; затем добавить четыре капли семени крокодила и все процедить через фильтровальный мешок. Процеженная жидкость и есть то, чем следует растирать половые органы человека, лишенного мужской силы. Эффект от жидкости мгновенный и чудодейственный. Она столь активна, что уже приходилось видеть женщин, забеременевших только лишь потому, что растерли себе соответствующие части тела, откуда она, естественно, переносилась на мужской орган, о чем мужчина даже не подозревал.
Но так как крокодилы редки в нашей стране, – осторожно замечает Никола Фламель, – и потому
