трудно раздобыть семя этого животного, его можно без ущерба заменять семенем очень многих пород собак. Но как бы там ни было, многие прибегали к этому средству довольно часто, и всякий раз с успехом».
Увы! Любовная диета не помогла Марго вернуть остроту ощущений, а Шанваллона вся приготовленная ею еда довела до того, что в один прекрасный день, обессилевший, исхудавший, раздраженный, он тайком покинул Париж и укрылся в деревне.
Маргарита, обезумевшая от горя, написала ему: «Нет ни справедливости на небе, ни верности на земле! Торжествуйте, торжествуйте над моей слишком пылкой любовью! Похваляйтесь тем, как вы меня обманули, смейтесь надо мной, насмехайтесь вместе с той, которая служит мне утешением лишь в одном: в том, что ее ничтожные заслуги станут для вас вечным укором за вашу вину. После того как вы получите это письмо, последнее, умоляю вас вернуть его мне, потому что не хочу, чтобы во время предстоящей вам встречи оно послужило поводом для отца и дочери поговорить на мой счет».
До Франсуа Анжуйского наконец-то дошли слухи о романе Шанвалона с Марго, и Шанваллону сообщили, что его не станут принимать при дворе герцога. Ему было просто некуда деваться, кроме как броситься в ножки Марго.
Не дав любовнику пролепетать все те оправдания, которые он приготовил по дороге, Марго принудила его подняться с пола, а затем снова опуститься – на постель, где они и оставались несколько недель, позабыв даже о необходимости появляться в Лувре.
Маргарита была счастлива. Любовник был с ней, и каждое мгновение, как сказал бы поэт, она могла видеть свое отражение в любимых глазах.
С ней стало происходить что-то странное. Порой ей начало казаться, что видеть это самое отражение в этих самых глазах куда важнее и нужнее для нее, чем ощущать сладостный прилив крови к некоему местечку. Именно это составляло прежде главную радость ее существования, а теперь вдруг какие-то духовности начались…
«Старею я, что ли?» – испуганно подумала она.
Неприятное открытие. Но куда бо́льшая неприятность ждала ее впереди.
Король Генрих III, заинтригованный тем, что не видит своей сестры, приказал расспросить горничную Марго, и та сообщила ему о возобновившейся связи королевы Наваррской с Шанваллоном. Сообщила субретка также много других подробностей, которые, по словам историка, могли бы вогнать в краску даже солдат в казарме.
Король, который почему-то решил, что Марго ведет праведный образ жизни, страшно разозлился и решил отомстить ей так, как никто еще не задумывал ото-мстить особе королевской крови. Конечно, по сравнению с местью богинь это была сущая мелочь, однако сия «мелочь» надолго отравила Марго жизнь. Король задумал изгнать из Парижа королеву Наваррскую, но прежде нанести ей публичное оскорбление.
В воскресенье 7 августа при дворе должен был состояться большой бал. Генрих III пригласил на него и сестру.
Внезапно, в самый разгар праздника, король приблизился к Маргарите и громким голосом отчитал ее при всех, обозвав «гнусной потаскухой» и обвинив в бесстыдстве.
Слышать такое от мужчины, который практически перестал встречаться с женщинами и все свое внимание перенес на лиц одного с ним пола, называемых в народе «милашками», было, конечно, смешно. Всем, кроме Маргариты. Словно окаменев, она стояла посреди зала, а король с искаженным от злобы лицом, трясясь от ревности, называл имена всех ее любовников, о которых ему сообщила горничная. Наконец, пересказав все подробности ее интимных отношений, вплоть до самых непристойных, он воскликнул:
– Ваша распущенность отравляет столицу. Я приказываю вам освободить двор от вашего присутствия и немедленно покинуть Париж. Отправляйтесь к вашему мужу, если он еще вас желает.
Не произнеся ни слова, Марго встала, прошла сквозь молчащую толпу и добралась до своего дома. Но там ее ждал еще один удар: Шанваллон, опасаясь гнева короля, сбежал, даже не простившись с ней…
Но и это не было еще пределом унижений, которые ей предстояло испытать.
Когда ее карета (Марго спешно покинула Париж в сопровождении только двух своих ближайших приятельниц, мадам де Дюра и мадам де Бетюн) следовала по дороге, ведущей в Палезо, из леса неожиданно появился отряд стрелков, вооруженных аркебузами, и выстроился поперек дороги.
Карета остановилась.
Офицер приблизился к дверце и спросил, здесь ли находится королева Наваррская.
– Это я! – сказала Маргарита.
– По приказу короля снимите вашу маску, и пусть то же самое сделают те, кто вас сопровождает.
А надо сказать, что в те времена ни одна знатная дама не отваживалась пускаться в путь без маски, скрывающей лицо. Наверное, она и впрямь помогала сохранять инкогнито… разумеется, в том случае, если карета была без гербов!
В любом случае три женщины подчинились офицеру и открыли лица.
– А две дамы, без сомнения, мадам Дюра и мадам Бетюн? – спросил тот.
– Да!
– Тогда от имени короля я должен передать им вот это.
Сказав так, офицер влепил обеим дамам по увесистой пощечине. Марго и шевельнуться не успела, как вслед за тем вся группа стрелков окружила карету и выволокла из нее обеих приятельниц королевы, которые, разумеется, истошно вопили.
– Посадить их на лошадей и привязать к седлам, – скомандовал офицер. Затем, поприветствовав совершенно ошеломленную королеву Наваррскую, приказал кучеру продолжить путь.
Когда карета, скрипя колесами, вновь покатила по дороге на Палезо, Маргарита выглянула в окошечко и увидела, что королевские солдаты умчались вместе с пленницами.
Она была в ужасе и не могла понять, что произошло. Однако это была лишь часть задуманного Генрихом III плана мести сестре. Потеряв всякое королевское достоинство, забыв о том, что он мужчина («милашки» помогли, что и говорить!), Генрих думал только о том, как бы еще больше унизить и опорочить Марго.
Обе ее дамы были доставлены в Феррьерское аббатство и там подвергнуты допросу. «Король сам задавал им вопросы, – сообщает Брантом, – требуя подробностей, касающихся любовников сестры, тех мест, где Маргарита встречалась с ними, и «тысячи мелких деталей, зачастую крайне непристойных, которые заставляли обеих дам краснеть от смущения».
– Вы просто вредоносная нечисть, – заявил он, – я считаю вас соучастницами тех гнусностей, которые совершала королева Наваррская.
И он приказал бросить их в тюрьму. После чего написал своему шурину письмо, в котором недвусмысленно давал понять, что тот женился на потаскухе».
А между тем Беарнец, давно забывший Фоссез и всецело занятый любовью к графине де Грамон, известной в истории как прекрасная Коризанда, вовсе не желал воссоединяться с супругой. Более того, он считал ее присутствие в Нераке крайне нежелательным. Однако не так-то легко дать от ворот поворот законной жене, королеве, и Анрио, как частенько называли будущего Генриха IV французы, пришел в восторг от письма короля. Он решил не принимать к себе жену, о которой ее собственный брат был такого ужасного мнения. Узнав об этом, французский король понял, что перестарался, и написал второе письмо Наваррцу, где говорил, что его, короля Франции, обманули и что теперь он знает, что Маргарита – образец целомудрия.
Беарнец ответил, что его решение остается прежним. Тогда Генрих III, который никогда не отличался дипломатичностью, написал третье письмо, столь же глупое, сколь и сердитое: «Я знаю, как королям часто приходится ошибаться по причине ложных доносов и как самые благочестивые принцессы иногда не могут избежать клеветы, даже когда речь идет о покойной королеве, вашей матери; я хорошо знаю, что о ней говорили и как всегда плохо о ней отзывались».
Получив это ядовитое письмо, Анрио громко расхохотался и сказал находившимся рядом друзьям:
– Король оказал мне большую честь своими письмами: в первом он называет меня рогоносцем, а в двух других – сыном шлюхи. Я весьма благодарен ему.
