уметь одно и то же.
— Но все-таки?
Вианор помолчал.
— Это вопрос вопросов, мой любознательный гранд. Скажем так: Савиен учил меня безупречности, и в том числе он учил не отвлекаться на цвет — белый, черный, всякий. А Остим Жар учил меня, скажу так, белизне — и вот в следовании ей он и паладины Астиаля и достигают безупречности — впрочем, не всегда, Дуанти.
— И кто же прав больше?
— Не знаю, но мы с Трором приняли тропу Савиена. Видишь ли, цвет — это в большой степени вопрос мнения, а во мнениях очень мало истины и очень много блуждания, Дуанти. Взгляд может потерять точность, и соответственно — безупречность. Мы ведь с Трором не отвергаем белизну, мы только больше полагаемся на другое — на точность зрения, к примеру.
— Ну, а Сэпир? Он-то каким образом набрал свою силу? Ведь он, я думаю так, не следует ни белому пути, ни учению Каттор-Хата?
— А! Вот это, кстати, довод в пользу школы Савиена. По-твоему, да и многие иные думают так же, Черный Сэпир каким-то образом черпает свою силу в приверженности к злу. Но это не так. В том-то и дело, что Сэпир тоже по-своему безупречен. Вот это и ведет его, а не само по себе зло.
— Признаться, маэстро, я вас не понимаю.
Маг сделал донельзя скорбное лицо и в комическом отчаянии помотал головой.
— Неужели?.. Что ж, попробую объяснить. Сэпир ведь не отец его Сэрхип, караулящий жертвы и только. Черный Сэпир тоже идет путь — черный, ужасный путь, но однако же. Он ищет не только власти, но и знания, он копит силу, он действует, он учится — понимаешь, Дуанти? И наконец, в своей приверженности к черноте он, можно сказать, безупречен. Вот это-то его и поддерживает — а впрочем, это же его и губит.
— По-твоему, Вианор, что черное, что белое — без разницы, лишь бы следовать тому безупречно? А чем же тогда плох путь Сэпира?
— Очень многим, Дуанти. Он привязывает свою безупречность к черноте, и уже сама привязанность её ослабляет. Но, вдобавок ко всему, это ведь черная привязанность — со всеми последствиями.
— А какими, например?
— Да такими, что вредны для самого же Сэпира, Дуанти — про других я уж не говорю. Вспомни Хозяйку из Гамо — Сэпир обещал ей новый стол для разделки рыбы взамен рулетки и обманул её. Казалось бы, чего проще — отдать новый стол. Но Сэпир и тут предпочел обман — ещё один шаг на своем пути. Может быть, он что-то и выиграл, может быть, ему этот шаг прибавил его злой силы. Но ведь он и крупно проиграл, Дуанти! Не будь обмана, Хозяйка из Гамо не была бы с нами в Большом Круге — а теперь у неё на Сэпира
— Да, теперь я все понял, — покивал Дуанти.
— Ну что ж, тогда остается только позавидовать юному гранду, — заметил на это Вианор. — Желаю приятных снов.
И кивком головы маг выпроводил своего ученика.
А Дуанти ещё долго не мог заснуть. Его беспокоила не только предстоящая встреча двух ратей и разлука с Энитой. Он вдруг задумался о премудростях магии и о пути Вианора. «Семилен, — думал юноша, глядя на звезды, видимые сквозь щель палатки. — Что это за страна? Доведется ли побывать там? Грэм-то увидит — интересно, кстати, добрались они туда с Трором или ещё нет?»
А меж тем, весь этот день Трор и Грэм провели в скачке в прямо противоположную сторону — по Людене и к Куманчиру.
Глава 5. В Людене
Луна то появлялась, то пропадала за тучами, и дорога была уже не очень-то видна. Но Трор и Грэм ехали все той же рысью, не сбавляя хода.
— Лучше будет ещё сегодня миновать заставу в Солонсии и заночевать в Людене, — объяснил Трор причину этой ночной скачки. — Нам уже недалеко.
Так и оказалось — через полчаса они миновали заставу солонсийцев. Капитан стражников поначалу хотел задержать двух всадников до утра, но подорожная с личной надписью герцога Солонсы и пара слов на ухо, сказанных Трором, произвела на него впечатление. Примерно мили две после этой заставы они с Трором скакали по дороге, не встречая никого — застава люденцев, как сообщил Трор, располагалась дальше по дороге, в месте, которое было трудно объехать. Но вдруг Трор сбавил ход, а потом и остановился.
— Кто-то впереди на дороге, — негромко произнес он. — С десяток всадников.
Как ни странно, Грэм не ощутил никакой тревоги.
— Дозор люденцев? — предположил он.
— Может быть, и так. Но, по-моему, они поджидают нас.
Дальше они двинулись шагом и, когда миновали один из поворотов, на дороге показалось несколько всадников. Их лошади были развернуты вперед — так, как если бы эти люди поджидали своих отставших товарищей, чтобы после двинуться вместе.
— Доброго пути, сэр Браннбог и принц Грэм, — тихо произнес чей-то голос.
— Тинн! — узнал Грэм. — Доброй ночи.
Тинн подъехал к ним навстречу и поклонился в седле.
— Кто это с тобой, дружище? — спросил Браннбог.
— Десяток анорийцев, сохранивших верность настоящему королю, — объяснил Тинн так же негромко. — Я не сомневался, Браннбог, что вы повернете в Людену после вестей о начале войны. Вот и решил подъехать сразу на границу и подождать вас здесь. Мой маленький отряд — это все, что король Веселин мог выделить вам в помощь.
— Достаточно и этого, — отвечал Трор. — Десять верных воинов — это сила, а тем более, если среди них твой клинок.
Они продолжили путь все вместе, и вскоре были остановлены дозором люденцев.
— Кто это шатается по земле Людены среди ночи, как разбойник? — прогремел могучий бас — и Грэму почудилось на миг, будто это никто иной, как Большой Дэм стоит там, на стене заставы, над закрытыми воротами.
— Свои, Горыня, — спокойно откликнулся Трор. — Вели-ка дать огня, и сам увидишь.
По всему, он узнал по голосу стража над воротами.
Несколько факелов появилось над стеной и наклонилось ближе к земле.
— Бранибог! — пророкотал удивленно прежний бас. — Вот так встреча! А ну, лежебоки, отпирайте ворота князю Трору!
Во дворе, после первых приветствий, Трор представил Горыне своих спутников.
— Это отряд анорийцев из тех, что ушли в изгнание вслед за королем Бойтуром. Вот Тинн, он старший.
— Постой-ка, это не тот ли Тинн, что был начальником королевского дозора при Бойтуре?
— Он самый, Горыня. А это, — в голосе Трора появились смешливые нотки, — мой оруженосец.
— Да ну? — пророкотал Горыня. — Значит, и княжич Грэм с тобой? Что ж, добрый хлопец, пусть посмотрит, какая она — наша Людена.
— А как ты, Горыня, в такую пору оказался на солонсийской границе, вдали от ратных дел? — спросил наконец и Трор.
Горыня испустил горестный вздох.
— Эх, князь… Самому горько. А что делать — прогневал князя Владигора… ох, шибко
