- Вот он, хирограф Джона Литтля, - сказал отец Тук, раскатывая на столе ленту грубого пергамента, изрезанную по краю неровными зубцами.
- А ну-ка, почитай, почитай, - вздрогнув, сказал Маленький Джон и положил руку на стол, придерживая конец упругого свитка. - Посмотрим, сколь ты силен в грамоте, фриар!
Отец Тук хлебнул эля и принялся читать:
- 'Джон Литтль держит одну виргату земли от Рамзейского монастыря. Он платит за это в три срока. И еще на подмогу шерифу - четыре с половиной пенни; при объезде шерифа - два пенни сельдяных денег. И еще вилланскую подать, плату за выпас свиней, сбор на починку мостов, погайдовый сбор, меркет, гериет и герзум. На рождество - один хлеб и трех кур в виде рождественского подарка; на пасху - двадцать яиц; за право собирать валежник - двух кур...'
Отец Тук читал, медленно покачиваясь из стороны в сторону.
Клем из Клю, присев, внимательно смотрел ему в рот: искусство чтения удивляло его куда больше, чем искусство, с которым монах владел дубиной.
Билль Статли, и Мук, и Робин, точно сговорившись, перевели взгляд с пожелтевшего пергамента на вечерние облачка - золотые кораблики, скользившие в вышине по вершинам дубов.
- '...Каждую неделю, от праздника святого Михаила до первого августа, Джон Литтль должен работать в течение трех дней ту работу, какая будет ему приказана...'
- Мы работали на господина по понедельникам, вторникам и средам, задумчиво сказал Билль Статли.
- '...Если ему будет приказано молотить, то за один рабочий день Джон Литтль должен обмолотить двадцать четыре снопа пшеницы или ржи или тридцать снопов ячменя...'
- Вот и у нас было тридцать, - кивнул молодой Мук.
- '...А при расчистке старой канавы он должен прокопать ров длиной в одну роду... Джон Литтль должен собрать за один рабочий день две связки хвороста и пятнадцать связок терновника. Он должен вспахивать каждую неделю, от праздника святого Михаила до первого августа, по одной полосе совместной плуговой запряжкой с другими вилланами'.
Облачка в небе вспыхнули малиновым огнем. С каждой строчкой новые и новые повинности обрушивались на несчастного виллана. Они оплетали его со всех сторон бесконечной паутиной.
Каждое слово напоминало стрелкам о кабале, от которой они бежали в леса, и все выше и выше поднималось небо над избушкой отшельника, и привольнее шумели тронутые багрянцем вершины деревьев.
Никто не заметил, как Маленький Джон, порывшись за пазухой, вытащил оттуда измятый, пропитанный пОтом клочок пергамента.
- '...В обычные же сенокосные дни, - читал фриар Тук, - он получает столько сена, сколько может поднять на рукоятке косы, так, чтобы коса не коснулась земли...'
Тут Маленький Джон швырнул на стол свою грамоту.
- А ну-ка, святой отец, проверь, не сойдутся ли мои зубцы с твоими!
Десяток широких ладоней сразу притиснул обе полосы пергамента к столу.
Зубцы свитков сдвинулись и сошлись вместе так точно, будто нож только что раскроил грамоту на две половины.
- '...Джон Литтль держит одну виргату земли от Рамзейского монастыря...' - эту строку прочел отец Тук на клочке пергамента, брошенном на стол Маленьким Джоном. Он поперхнулся от изумления и вытаращил свои маленькие глаза на стрелка.
- Ну-ка, приглядись, фриар Тук, правда ли это, что твой Джон Литтль был на голову выше меня? И в плечах пошире?
- А... а... а, пожалуй, что я и приврал, - отирая со лба пот, пробормотал отец Тук, и дружный хохот покрыл его слова.
Робин Гуд налил полный ковш и поднял его высоко над головой.
- За веселый Шервудский лес! - воскликнул он. - За королевских оленей и наши меткие стрелы! За тридцать девять моих молодцов и за сорокового фриара Тука!
Но фриар Тук решительно затряс головой.
- Погодите пить за фриара Тука, - сказал он. - Я не могу сейчас вступить в дружину. Честный человек должен держать свои обеты. У меня есть еще должок перед святым Кесбертом, и, пока я не расплачусь с этим долгом, я над собой не волен.
Робин Гуд насупился и с досадой посмотрел на отца Тука.
- Какой же это обет ты дал святому Кесберту? Отправиться в святую землю защищать гроб господень?
- Нет, Робин, до гроба господня посуху не пройдешь, а морем - какой корабль выдержит тяжесть такого брюха? Я поклялся святым Кесбертом отправиться в Ноттингем на состязание лучников и доказать всему свету, что лук в руках хорошего монаха посылает стрелы в мишень нисколько не хуже, чем в руках королевских стрелков. Состязание начнется в пятницу, так что нынче ночью мне нужно пуститься в путь.
Робин Гуд ухмыльнулся, покручивая ус. Он кивнул головой.
- Такие обеты мы уважаем, фриар Тук. Такие клятвы нужно держать твердо. Но только, сдается мне, но в обиде будет святой Кесберт, если вместо тебя в Ноттингем отправится Маленький Джон. Ведь он еще не расплатился с тобой за стог сена, который с твоей помощью унес с заливных лугов.
Тут Робин подмигнул Маленькому Джону; тот поднял свой лук, натянул и спустил тетиву. Тетива пела.
- Клянусь святым Кесбертом, - воскликнул стрелок, - я заплачу твой долг сполна, фриар Тук! Дай мне стрелу из твоего колчана.
Отец Тук не заставил себя долго упрашивать. С притворным вздохом он протянул Маленькому Джону сплетенный из ивовых прутьев колчан. Тот вытащил стрелу и внимательно взвесил ее на ладони. Потом сунул ее обратно в колчан и выбрал другую, потяжелее. Широкий железный наконечник блеснул, как остро отточенный нож.
- Хороша, - сказал Маленький Джон, - пряма и устойчива на ветру. - Он сравнил с нею стрелу из своего колчана. - Можно подумать, что их делал один стрельник. Не хромой ли стрельник из Трента?
- Он самый. Кто же еще умеет сделать такую стрелу? Но у тебя теперь две одинаковые. Смотри же не спутай, помни, какая из них моя.
- Не беспокойся, фриар, святой Кесберт будет доволен.
Робин Гуд поднес к губам свой рог. Трижды протрубил рог. И не успел еще звук его затихнуть в глубине леса, веселая вольница собралась перед домом отшельника. Дружным криком приветствовали стрелки нового соратника фриара Тука. Потом, рассыпавшись по чаще, двинулись к Шервудскому лесу.
По лесной тропе шли только Робин, отец Тук и Маленький Джон, а впереди них, широкой грудью раздвигая орешник, трусили псы святого отца.
Теперь кончилось время шуток. Робин Гуд толковал с друзьями о серьезных делах. Он говорил о том, что шериф ноттингемский все теснее смыкает кольцо вокруг горсти отважных стрелков.
- Мы можем уйти в Линдхерстский лес, - говорил Робин. - Но что в этом толку? Нас только четыре десятка. А рабов в веселой Англии...
Он не кончил фразы и некоторое время шел молча. Потом тряхнул головой.
- Ступай, ступай в Ноттингем, Маленький Джон, - сказал он вдруг. Постарайся разведать, что замышляют наши враги. Мы должны знать наперед, откуда грозит нам удар. Я подниму вилланов в Сайлсе и в Вордене. А пока... пока мы должны беречь наши силы, потому что во всей веселой Англии только четыре десятка свободных людей, только четыре, только четыре десятка...
Верхушки дубов и каштанов ловили еще последние лучи солнца, но в лесу уже было темно.
4. О ТОМ, КАК МАЛЕНЬКИЙ ДЖОН НАНЯЛСЯ К ШЕРИФУ В СЛУГИ
'Хольдернес - родина моя,
А имя мне - Гринлиф.
Рейнольд Гринлиф, Зеленый Лист,
Так звать меня, шериф'.
Чье-то длинное тощее тело болталось на виселице, вертясь веретеном под резкими ударами ветра. На перекладине, охорашиваясь, чистила клюв ворона.
