- А завтра днем... - она помедлила. - Где-нибудь часа в два... выходите на берег. Ну, туда, куда прибывают экипажи!..
- И все? - спросил он жалобно.
- И все. А что еще может быть? - Княгиня даже пожала плечами. Ничего! - Княгиня Вера, вы готовы?.. (Вера Вяземская подошла незаметно. То есть, может, кто-то и заметил - только не он.) И мне пора! Меня ждут!..
Он машинально потянулся губами к двум женским рукам - и не был уверен, какая чья... Они простились с ним и пошли. Он остался стоять, тупо глядя вслед. Две женские фигуры - две молнии в очах. Их фигуры покачивались в глазах вместе с зонтами. Он ничего не понимал, не знал главного. Что это было - ее слова? ...или игра воображения сыграла с ним злую штуку?.. Судьба. Что он мог ей дать?.. У него ничего не было. Александр Пушкин и дочь графов Браницких - бывших польских гетманов. Жена Воронцова, наместника. Война за передел? Но у него ничего не было. Разоряющиеся имения. Отец, который вечно жалеет денег. Ничего - кроме слов. Слова, слова... Он один знал их смысл - их звучание, их значение. Больше никому это было не нужно. Кроме нескольких... Избранников богов - или просто безумцев?..
Где-то в мозгу горела одна точка. И у нее было имя. Немецкое почему-то: Люстдорф! Еще вчера он не слышал о нем - или оно не несло для него никакого смысла.
V
Его Вечность была краткой - всего два часа. Ну, два десять, если точно. Он после не мог вспомнить - как она приехала. Как спрыгнула со ступеньки экипажа - в большой шляпе с полями и под густой вуалью. Сошла на берег. Он, наверно, подал ей руку, а сам отпустил экипаж... Не помнил. Как шли вдоль берега, кажется, молча - а после повернули к домам - где был один, который их ждал. Он перед тем снял комнату с отдельным входом и до ночи бродил по ней из угла в угол, пытаясь представить себе... А что он мог представить?
'Даниил видел сон и пророческие видения головы своей на ложе своем...'
Может, он ошибся? И это было не назначение свидания - а просто... Что - просто? Шутка? Разве так шутят? (Он сознавал свою неопытность.) А может, так принято шутить (или так приличествует) - в том кругу, где она была своей, а он еще не был своим и пока сторонен (слово 'маргинал' 'маргинальный' - не входило тогда в язык, коим он владел... Все равно! в том кругу он несомненно был пока - 'маргинал'). Или просто хотела подарить ему счастье ожидания?.. Да-да!.. можно отдать жизнь - и за это счастье: ждать ее. Бесплодно? Кто сказал - бесплодно?.. А вдруг что-то помешает ей приехать? Конечно - что-то может помешать! Заботы, свет, муж... Их столько разделяло в мире! Он даже не помнил, как ждал на берегу - пока не возник вдали экипаж из Одессы. Черная точка - надвигаясь и вырастая. Долго: две жизни - три... Главное, чтобы это в самом деле - оказалась она! Покуда они шли, и входили, и невольно (раз или два) оглянулись - им никто не встретился. Немецкие дети играли во дворе - и даже не поглазели им вслед. Воспитанный народ, ничего не скажешь! - не то, что...
Он не ждал, что все выйдет так просто! Что она поцелует его сама и прижмется на миг сама - будто оттаивая: привыкая. Желая убедиться - что это он и есть. И после быстро-быстро начнет раздеваться - не стесняясь... И даже не бросив для приличия: 'Отвернитесь!' Словно это уже было - или могло быть. Будто, как он, считала минуты до встречи - а теперь... торопитесь! снам приходит конец, за ними - пустота, пробужденье. Он готов был закричать: 'Нет! Так не может быть! Воистину! Так не мо-ожет!..'
Создатель спорил сперва с розоватым мрамором - верно, тем самым, что древние, не верившие в него греки добывали руками молчаливых рабов в мрачных каменоломнях на Кипре, неподалеку от города Пафос, где безумный скульптор Пигмалион сотворил свою Галатею - такой, что она могла ожить или была уже живой в камне. Из того мрамора были плечи и руки. 'Волосы твои, как стадо коз, сходящих с Галаада...' Когда она отвернулась, чтоб вынуть гребни, как-то враз выпавшие из волос - и швырнуть их в груду белья и платья на кресле, и ноги стекли вниз, как два весла, спущенные на воду - и ушли, как в воду - в коврик на полу, где выцветшая Гретхен в белом порыжевшем чепчике все подливала из кувшина безвкусное немецкое молоко кому-то, кого не было видно... Живот был тоже чуть розовый и подрагивал на ходу.
Слов не было. Ни стихов! Их больше не надо было писать! Зачем?.. Лучшее уже вписано в Божью книгу.
- Не смотрите так на меня! - сказала она. И уже улегшись рядом: - Не смотри так - я заплачу!..
Он в постели почему-то вырастал - казался длинней, чем был. (Это ему не раз говорили.) Небольшого роста, почти невзрачный в одеждах, - в постели, нагим - он был необыкновенно строен. Худенький мальчик, впервые оставшийся наедине с женщиной. Если б не эти черные - вечно разбегавшиеся по щекам бакенбарды... он и вовсе казался бы - совращенным мальчишкой. Скорей всего, это именно в нем и привлекало. Худые длинные бедра, чуть вогнутые от худобы - и необыкновенно сильные руки - с бесконечными в длину - тонкими пальцами музыканта, он их часто ломал - стискивал до хруста и это раздражало. Только ногти, которые он столь любовно отращивал зачем-то заставляли женщин в его объятиях опасаться, что он их поранит - а мужиков и баб в деревнях считать его чуть не дьяволом...
- Не бойтесь! - сказала она ему. - Не бойся! - как маленькому. И даже успокоила: - Это я виновата! Я так хотела! Ты ни при чем!.. Погодите! шепнула она. - Не торопись!.. Не так быстро! Я сперва стесняюсь... (Это 'сперва' - из женского опыта, кольнуло.)
Он потянулся к ней не рукой - пальцами: ногти? - опасаясь причинить боль.
Она закрыла ему рот влажной рукой - влажной от нежности.
- Тсс!.. Тише! Тише!..
Она говорила ему:
- Я не ждала, что вы такой!..
- Какой?..
- Совсем мальчик!.. Я чувствую себя старой рядом с тобой!..
- Ты стара?.. Вы сошли с ума! Если ты стара - я не видел молодости!.. Ее нет на самом деле!
Он говорил ей:
- Ты прекрасна! И душа твоя еще прекрасней, чем тело твое!..
- Молчите! Что ты знаешь о ней - о моей душе?.. Что вы знаешь? ты знаете?.. Ничего не понимаю! Мы запутались с тобой - как в ветвях!
Она говорила ему:
- Мой нежный мальчик!
- Вся нежность от тебя! Это ты рождаешь ее собой! Я не оцарапал тебя?
- Нет. Мой маленький бес! Мой арапчонок! Вы не сможете меня уважать! Ты не сможешь!..
Он знал теперь: не было такой женщины в его жизни!..
- Ты - мальчик совсем! ты не понимаешь!.. Лучше быть вовсе несчастной женщиной... чем несчастливой!..
...нет, была! Цыганка под Яссами!.. В изодранном шатре - над которым, в рванине, висела луна. Круглая, нагая... Безумная Галатея небесного Пигмалиона.
Он говорил:
- Все женщины должны ненавидеть тебя! Ты - нарушение равновесия мира!..
Она улыбалась...
- Я помню, как ты глядел на ноги княгини Веры!..
- Это потому, что еще не видел твоих!..
- Ну, да! Врешь!.. Солги мне еще!..
Что такое любовь, страсть? Откуда это берется?.. Жена наместника, графиня из рода гетманов польских... Лежала рядом с ним - и билась в беззащитной нежности, как нищая цыганка в шатре под Яссами.
- Только ей так не говори! Той, что сменит меня! Женщины не умеют это ценить!.. Говори мне! Я хочу быть обманутой!..
- Я не могу представить тебя с кем-то...
- Сможешь! Молчи! Нам с вами, сударь, запрещено об этом!
- Я могу быть безумен?..
- А я разве могу представить тебя с другой?!
- Из меня рвутся грубые слова! прости! Тяжелые, грубые...
- Пусть! Пусть! Хочу грубых слов!.. Твоей грубости!.. Ты слишком нежен.
Он выругался - грубо и страшно.
