Но Лаура вдруг вздрогнула и, кажется, обратилась в слух. Я ощутил, как забилось ее сердце.
-- Лаура! -- встревожился я.
-- Нет, нет... ничего, все в порядке, -- она постаралась меня успокоить. Но голос ее дрожал:
-- А Патриция,.. ты веришь в то, что она станет тебе дочерью?
Я не знал, что ответить, и пауза затянулась. Я думал о Пат; о том, как велико наше внешнее сходство, что она единственный родной мне человек, что помню ее еще ребенком... что чувствую себя ее отцом. И мучался сознанием, что слишком все поздно, бессмысленно, бесполезно.
-- Роберто,-- на выдохе сказала Лаура, -- он возвращается.
Я смолк. А затем сквозь зубы -- в памяти еще были свежи обстоятельства нашей с ним встречи -- спросил:
-- Надеюсь, нет необходимости, чтобы я ушел?
-- Нет, нет, останься,-- поспешно сказала Лаура, прижимаясь ко мне крепче прежнего.
Лаура не ошиблась. Но прошло еще десять минут, прежде чем мы услышали, что пришел Роберто. И, хотя он тотчас удалился к себе, сон отлетел прочь. До утра мы не сомкнули глаз. Что до меня, -- мешал не страх, неясное беспокойство, скверное предчувствие, а, как подсказывал мой жизненный опыт, оно не всегда обманывало.
Я ушел на рассвете. Через бульвар, напротив, стоял газетный киоск, за газетами я сразу и отправился; на полпути затылком почувствовал чей-то взгляд, стремительно оглянулся -- следом шел Роберто. Да, он был слеп, но он явно вел меня, его способность обходиться без зрения поражала. Купив утреннюю прессу, я отошел
к витрине магазина, за киоск, наблюдая за сыном Лауры. Роберто на минуту остановился, будто принюхиваясь. 'Словно собака по следу',-- пришло на ум сравнение. И вдруг он уверенно двинулся на меня.
'Только этого еще недоставало', -- разозлился на него я, быстро пересек бульвар и уже сел в машину, когда Роберто нагнал меня.
-- Не уезжайте, я не причиню вам вреда.
Я захлопнул дверцу, но ничего не сделал, чтобы уехать.
'Что ж, послушаем, какого черта ему надо.'
Его гордо вскинутая голова была повернута куда-то в сторону, что, конечно же, ему нисколько не мешало.
-- Мсье, прошу вас, мне неприятно ваше присутствие в моем доме... -произнес все тот же, без малейших интонаций, голос.
-- Разве это только ваш дом? -- он раздражал меня, его невидящие глаза, безгубый рот, и этот голос, -- Я не намерен...
Он перебил меня:
-- Вы причините ей только боль... Я предупредил вас, мсье.
Отвечать ему мне не пришлось, я неожиданно услышал Патрицию.
-- Кто этот красавчик?.. Познакомьте...
-- Садись в машину, -- пригласил я ее.
-- Спасибо... Кстати, красавчик, меня зовут Патриция, а это мой в некотором роде родственник, и не советую портить с ним отношения, что, если мне не понравится?-- она говорила, все больше распаляясь. -- Чего же мы ждем, поехали.
Непонятно почему, но я медлил.
-- Подождите, мое имя Роберто. Вы прелестны, Патриция.
-- Не собираетесь ли вы сделать мне предложение? -- со злым сарказмом сказала Пат.
-- Возможно. Вопрос времени, -- его уверенность в себе была немыслимой.
Пат на секунду опешила, после чего нарочито громко расхохоталась. Смех ее прервался так же внезапно, как и начался.
-- Пошел прочь, урод! -- она смотрела на него взглядом, полным ненависти, однако Роберто, казалось, не обратил на ее слова никакого внимания.
-- Мсье, не забудьте о моей просьбе. Прощайте!
Вместо ответа я нажал на газ: 'Довольно с меня!'.
-- Как ты здесь оказалась, и в столь ранний час? -- спросил я у дочери.
-- Поссорилась с Вильямом, взяла такси, исколесила на нем полгорода... На тебя наткнулась совершенно случайно... А тебе привет от моей подруги...
-- Спасибо, -- я был приятно удивлен, и все мои мысли на какие-то мгновения заслонил образ Элен. Но Пат спросила о матери, и я долго рассказывал о той, кого она никогда не знала и, несмотря на это, любила любовью почти болезненной. Помню, как жадно ловила она каждое слово о ней, будто хотела увидеть ее потом во сне, словно наяву. Как только я понял, что мне больше нечего рассказывать об Элизабет, принялся в свою очередь расспрашивать ее. Патриция была немногословна.
Работала она в управлении фармацевтической компании; о ребенке я не упоминал, боясь причинить ей боль, о бывшем муже она умолчала, и лишь одна тема волновала и интересовала ее в значительной мере -- мутанты, которые вызывали у нее только отвращение, это было больше, чем неприязнь... Вот все немногое, что мне позволили узнать в тот день.
Дома Пат сразу исчезла в своей комнате. За завтраком я решил, что поеду к Филидору, и уже поднимался из-за стола, когда Кэтти принесла письмо и пояснила:
-- Его только что доставил посыльный.
Конверт был без обратного адреса. Послание, которое я нашел в нем, показалось мне знакомым:
'Месье Санс!
Я располагаю сведениями, которые, несомненно, заинтересуют Вас. Это касается Вас и Вашей семьи. Жду Вас завтра в 12.00 у бара 'Глобус'. Доктор Рейн.'
Не читал ли я его раньше?-- возник невольный вопрос. Вспомнить, так ли оно на самом деле, я тогда не смог, однако тут же решил, что не премину воспользоваться этим приглашением.
Филидор жил теперь ближе к Булонскому лесу, в доме интересной архитектуры, в чем-то напоминавшем римский Колизей.
Меня встретила пышущая здоровье женщина с давно увядшей красой, и с большими, да с ...коровьими глазами.
-- Мое имя...
-- Вы Морис! -- опередили меня.
-- А вы...
-- Мадам Велье, -- представилась хозяйка протягивая для поцелуя холеную руку.
-- Но что же вы, проходите, проходите, Филидор где-то в парке, он, знаете ли, бегает по утрам.
Из уст мадам Велье полился нескончаемый поток слов.
-- Филидор много рассказывал о вас, ему всегда не хватало вас рядом. Да, жизнь уходит... У нас остается все меньше друзей, все меньше радостей. Старость упрямо берет свое, и порой кажется, что юности, молодости-то и не было. Мы познакомились с Филидором в чрезвычайно романтической ситуации... Как, вы не в курсе? -- сказала она так, словно только невежда мог не знать, как и при каких обстоятельствах повстречались они с мужем.
-- Скажу по секрету, я, право, лишена притворного жеманства, муж моложе меня на семь лет, но он был сражен моим голосом. Да, да, вы угадали, перед вами в прошлом певица... Я пела в Ла Скала, в нью- йоркской опере, и... в 'Гранд-Опера' в Париже... Ах, какое это было время...
Невоздержанность на язык у мадам Велье, наверное, была ее основным недостатком: за те пятнадцать минут, что я ждал Филидора, она выдала мне потрясающее количество информации на самые разнообразные темы, словно я с ее помощью готовился выступать с публичными лекциями в университете по социологии, истории, праву, античной эстетике, и я с облегчением вздохнул, когда появился ее муж.
-- Спасибо, что навестил, -- сердечно приветствовал он меня.
-- Тоже друг, два дня как в воду канул, -- смеялся я.
Филидор пожал плечами и попросил Сару, так звали жену, принести сигары.
-- И куришь, и бегаешь... -- я смеялся, быть может, только потому, что почувствовал, как рад его
