Лицо Айрин затуманилось, теплая волна хлынула к горлу.
- Рени... Я навестил 'Парус'. Я надоел всем в центральных ремонтных и мне, наконец, разрешили посмотреть на моего Буцефала.
- Как он там?
- Его все еще лечат.
- И когда же он будет здоров?
Что-то такое в ее голосе... Или показалось?
- Еще не скоро. К тому времени твои каникулы уже кончатся.
Айрин быстро взглянула на него и опустила голову.
- Навестил я 'Парус', - продолжал Ральф, не заметив этого взгляда, он уткнулся лбом в ее колени, - побывал по делам еще кое-где и сразу из порта к тебе. На твой холм.
'Тебе не надо знать, Рени, где я был еще. Пока?.. Или вообще?.. Разве объяснишь словами, зачем я был на космической верфи?
Зачем смотрел на 'Звездный фрегат'? На саму верфь меня, конечно, не пустили - посторонним там делать нечего - но на экране визора
все тоже было неплохо видно'.
Он смотрел на экран и видел черный космос, служебные станции сверкающие в солнечном свете медленно вращающиеся колеса, утыканные антеннами, с прилепившимися по бокам платформами со стыковочными штырями, видел людей в космоскафах и скафандрах - яркие точки, плавающие в звеэдной черноте, огромные, ослепительно яркие листы обшивки, буксируемые кибами такими же яркими точками, узорные переплетения конструкций, казавшихся отсюда, со станции, тонкой блестящей паутиной. В хороводе ярких точек была своя закономерность: они менялись местами, как стеклышки в калейдоскопе, сходились и разбегались в разные стороны, но в конце концов стремились к единому центру. Этим центром был корпус 'Звездного фрегата'. Ральф не мог осознать его истинных размеров, но, судя по висящей рядом служебной ракете, корабль был огромен. Ракета выглядела мухой на спине кита. Ральф мысленно прикинул длину ракеты, сравнил ее со звездолетом - и невольно присвистнул. Вот уж действительно, лучше раз увидеть... Полными лунами сияли огромные шары Централи управления, лаборатории, жилого отсека. Искорки-кибы суматошной гурьбой роились возле длинного цилиндра энергостанции. Медленно подплывала к одной из ярких лун тонкая игла с утолщением на конце лазерная установка.
Сердце с размаху било в грудную клетку все сильнее и сильнее.
Он прижал руки к груди и не мог оторваться от экрана. Там строили
его 'Звездный фрегат'. Слушайте, люди! Это строят мой корабль!
Слышите, звезды? Это строят мой корабль! А состояние такое - прыгнуть
в служебную ракету - и к нему. Вбежать в Централь, с размаху ударить
по клавишам старта, они запоют - и вперед!..
- О чем ты задумался, Ральф?
Он поднял голову, невидящими глазами взглянул на Айрин.
- Кто ты, Айрин? Расскажи мне о себе.
Айрин внимательно посмотрела в его лицо, заглянула в голубую глубину возбужденно блестящих глаз и - медленно:
- Ты о чем, Ральф? Родилась, училась, работаю... Ведь ты не об этом хочешь услышать?
- К чему ты стремишься, Айрин?
Она прищурилась, наклонила голову вбок.
- Хочешь услышать прописные истины?
- Рени!
Она задумчиво ,по-детски, потерлась щекой о его плечо.
- К чему я стремлюсь? Наверное, к тому же, к чему и все люди - достичь совершенства в своей области. Не уставать искать, делать какие-то свои, пусть маленькие, открытия, - голос ее зазвучал твердо. - Постараться добиться всходов... Скажешь, для этого самой надо быть безупречной?
Ральф молча слушал ее.
- Стараюсь быть безупречной, - она улыбнулась. - Стараюсь совершенстоваться. Как и все люди, если на то пошло. Ну как, тебя устраивает мой ответ?
Ральф легонько сжал ее ладони.
- Ты прости, Рени, но я спрошу тебя еще. Ты когда-нибудь почувствуешь, что достигла вершины?
- Ральф, мне смешно! Ты словно первоклашка. А ты почувствуешь? В ЭТОМ все люди одинаковы, по- моему.
'Да, в этом мы все одинаковы, ты права, Рени. Никогда не настанет тот момент, когда ты скажешь себе: 'Все, финиш'. Если такое случится - значит, тебя уже нет, ты - мертвец... Рени, действительно я заставил тебя говорить прописные истины. Наверное, я хотел убедиться в том, что они никуда не исчезли... А может быть не поэтому... Иногда причины явлений лежат на самой поверхности, на виду. Их ищут неведомо где, лезут в дебри, а они вот, смотри, прямо перед тобой, и не надо никаких телескопов, чтобы их увидеть. Вот откуда тяга к звездам... Каждый тянется к звездам, и у каждого они свои. Сколько людей - столько звезд. И путь к ним лежит через всю жизнь'.
Он поднял глаза на Айрин, и едва успел заметить что-то, мелькнувшее
на ее лице. Он не успел осознать, что это было - в ту же секунду Айрин вдруг хитро улыбнулась, резким движением отбросила назад волосы - концы их мягким вихрем на мгновение коснулись его лица - ударила его по плечу и вскочила с пня.
- Догоняй!
И побежала по вырубке к соснам. Резко остановилась, обернулась.
И опять Ральф смотрел на застывшую картину: девушка у сосен, вся в напряжении, готовая сорваться с места и исчезнуть за стройными стволами. Сбежит с холма, затеряется в лесной чаще, исчезнет - и мир будет пуст.
- Ральф!
Он махнул ей рукой и, перепрыгнув через пень, бросился вдогонку. И на бегу, громко:
- Берегись! Догоню - не пощажу!
А откуда-то снизу, от подножья холма - веселый смех.
*
...Один, два, три дня. Они пролетели как мгновение. Они были бесконечны как вечность. Они вместили в себя многое. И как мало они в себя вместили! Их прохладная ясность была заполнена солнечным светом, зеленью сосен, шорохом пожелтевшей травы. В них летели по ветру сухие листья, кричали лесные птицы, плавал запах осени - печальный аромат увядших цветов, запах гниющих листьев, трепетала музыка, рожденная черно-белыми клавишами. В них веселыми голосами рассказывали что-то ученики Айрин - с экрана визора на нее и Ральфа смотрели улыбающиеся лица мальчишек и девчонок, и оживленный разговор сливался со смехом и криками малышей, доносившимися из детского городка.
Эти дни вместили в себя сотни Рени, Рени смеющихся и серьезных, идущих и сидящих на пне или за пианино, или просто на траве, Рени задумчивых и возбужденных, Рени по-взрослому рассудительных и по- детски озорных.
Эти дни были полны душистым запахом ее волос и ощущением ее тонких пальцев в его ладони, когда они вместе, смеясь, бежали по лесу и ветки с шорохом скользили по их плечам.
Эти дни были переполнены ее глазами - ласковыми, серьезными, смеющимися, радостными, задумчивыми - зелеными глазами, вобравшими в себя весь прекрасный мир.
Один, два, три дня. Мгновение. Вечность.
*
- Вот и кончились мои каникулы.
Айрин, раскинув руки, лежала поперек своей кровати - податливой белой пены - и медленно покачивала ногой. В комнате сгущались сумерки.
- До свидания, моя милая избушка, - она послала в пространство шутливвый воздушный поцелуй. - До зимы. Ты знаешь, Ральф, как здесь хорошо кататься на лыжах! Мы покатаемся зимой, да?
Ральф сидел за трехногим столом, подперев кулаками подбородок и задумчиво глядел на нее.
